Леди и лорд
Шрифт:
Ее пышные бедра еле заметно вздрогнули, как бы отвечая на его слова, а пальцы безжалостно рванули вверх дорогой бархат, обнажая атласную белизну ног. Сев на кровать, чтобы стащить с ног сапоги, Джонни Кэрр замер от этого зрелища. То, что он увидел между ее ног, было подобно заре — золотой, сияющей, ослепительной.
Склонившись над женой, он положил свою ладонь на эти ослепительно золотые завитки. Это был жест собственника, столь же естественный для него, как способность дышать.
— Подожди, — велел супруге муж-властелин, поворачиваясь к ней боком. — Я сейчас…
— Ты ранен! —
— Ерунда, царапина… Подрался в таверне. Не обращай внимания. А прореху на рубахе зашьешь как-нибудь позже. — И он властным жестом заставил ее лечь снова.
— Ты уверен?.. — Она так и не смогла продолжить расспросы. Его опытная ладонь кругами блуждала по ее телу, спускаясь все ниже, будя желание и заставляя забыть все тревоги. — И когда же в конце концов я смогу насытиться тобой? — тихо простонала Элизабет, вся содрогаясь от вожделения, не в силах оторвать взгляда от мускулистого торса, от мощной руки, от крепкой ладони с длинными пальцами, столь уверенно державшей ее в сладостном плену.
— Никогда, — ответил он просто и без раздумий.
В следующую секунду тяжелые сапоги полетели в сторону, а замшевые бриджи упали на пол. Джонни помог ей сесть, чтобы раздеть ее.
— Поцелуй меня, — потребовала она тоном юной девушки, чертовски соблазнительная в своей напускной невинности. Ее лицо было открытым и простодушным.
И, потянувшись к крючкам шелкового платья, он нежно поцеловал ее.
— Еще, — пробормотала она глухо, путаясь в складках темного бархата.
— Скоро… — прошептал он в ответ.
Быстро расстегнув на платье застежки из витой тесьмы, ч то время как она не оставляла попыток поцеловать его, Джонни освободил ее плечи от тяжелой ткани. Раздевая жену, ему приходилось проявлять особую ловкость, осторожно уворачиваясь от ее объятий. С рубашкой справиться было уже проще, и он перестал избегать ищущих рук Элизабет. Рот Джонни снова стал доступен ее губам — жадным, жестким, стремящимся насладиться его вкусом. Оставив сопротивление, он полностью отдал свое тело во власть ненасытной женщины, и из ее горла вырвался вздох, выражающий одновременно умиротворение и предвкушение еще большего счастья.
Ей, дрожавшей от жадности после долгого ожидания, хотелось целиком завладеть им. Хотелось поглотить его, вобрать в себя, испытав чисто физическое наслаждение, способное прогнать прочь страх и черные мысли минувших дней.
— Прикоснись ко мне везде, везде… — шептала она, задыхаясь от возбуждения.
— Чтобы ты наконец смогла поверить, что я вернулся? — пробормотал он, упиваясь сладостью ее открытых губ.
— Чтобы я смогла удержать тебя… навсегда… — Ее голос был наполнен обольстительной силой, восходящей, должно быть, к праматери Еве.
И он дал ей все, чего она хотела, поскольку сам сгорал от нетерпения. Его руки блуждали по грудям Элизабет — тяжелым, налитым той силой, которую всегда придает женщине беременность. Длинные пальцы трепетно огибали великолепные полукружья, останавливаясь ненадолго только затем, чтобы дотронуться до вздыбившихся сосков, спускались в глубокое ущелье между двумя белыми холмами, неторопливо
Джонни убрал свою руку, и ее груди затрепетали, как зрелый плод, готовый сорваться с ветви. Любуясь их подрагиванием, он переместил свои разгоряченные ладони ниже, на округлый живот, потом на пышные бедра и в конце концов опять достиг золотистого лона. Продвинувшись еще ниже, его пальцы вошли в святая святых.
Ощущая трепетное влажное тепло, Джонни прошептал:
— Теперь ты чувствуешь меня?
Впившись взглядом в лицо Элизабет, он прочитал ответ в ее глазах.
— До чего же я рада, что ты наконец дома. — Ее голос дрожал от страсти.
— Могу себе представить. — Его пальцы буквально плавали в густой жидкости. — Лучше ложись поудобнее и раздвинь ноги, — произнес, сладко улыбнувшись, сгорающий от нетерпения муж, — и ты увидишь, насколько я рад тому, что наконец вернулся.
От его долгого поцелуя Элизабет погрузилась в море блаженства.
— Мне кажется, что я ощущаю запах рая, — прошептала она. — Он так близко… словно свежий кокос…
— М-м-м… — промычал он, оставляя языком влажный след там, где смыкались ее чресла. — Мой рай пахнет скорее… — Джонни обмакнул свой палец в вязкую, как мед, жидкость и поднес сперва к своим, а затем и ее губам. — Скорее как креветки…
— Люби меня! — жарко выдохнула Элизабет, до предела возбужденная запахом собственной плоти, оставшимся у нее на губах.
— Как раз этим я и занимаюсь, — ответил он, держа в своих руках и покрывая пламенными поцелуями ее лицо.
— Недостаточно. — Она дотронулась до напружинившегося столба. — Дай мне это!
И Джонни выполнил просьбу жены. Повернув Элизабет на бок, он прижался к ее спине и медленно вошел в нее сзади, наполнив до отказа своей плотью. Она же навалилась на него, чтобы почувствовать каждый дюйм этого наполнения, и блаженно вздохнула. Джонни отстранился и, когда она всхлипнула от нетерпения, снова вошел в нее. Обхватив ее груди ладонями, он притягивал ее к себе, каждой клеткой ощущая близость той, которая была для него самой желанной на свете. Пропустив руку между ног, Элизабет с замиранием сердца прикоснулась к его телу, медленно погружающемуся в нее и выходящему наружу. Ее пальцы трепстно ощупывали бархатистую кожу, туго обтянувшую живой утес, переплетение вен… Почувствовав, как этот нежный массаж придает ему новые, невероятные силы, он задержался внутри ее.
Она застонала от острого прилива наслаждения.
А он, блаженно улыбаясь, по-прежнему притягивал ее к себе.
Так вместе они погружались в мир утонченных наслаждений, вначале медленно, а затем со все нарастающей страстью, переходящей в исступление.
Эти редкие по своей остроте ощущения стали доступны им, потому что за недолгие дни его отсутствия она окончательно поняла, что этот человек составляет с ней одно целое.
А он понял, что нашел ту единственную, которую способен любить. К тому же кровь битвы разжигала в его душе такой огонь, погасить который могла только Элизабет.