Леди полночь
Шрифт:
Она не верила в Холодный мир. Никогда не верила. Но душевные терзания Марка заставили ее изменить свои прежние убеждения. Возможно, в чем-то фейри действительно были жестокими. Может быть, в них и в правду не было ничего хорошего; никакой чести. Как она могла позволить Марку остаться один на один с ним?
Она повернулась, настежь открыла дверь и замерла.
Ей потребовалось лишь мгновение на то, чтобы увидеть их; когда это произошло, Марк и Киран, выглядели так, словно образы, мелькающие на экране. Они стояли в свете луны на самом краю участка. Спина Марка прислонялась к дубу. Киран наклонился к нему, прижав его к дереву; они целовались.
Кристина
Он уставился на Марка своим пожирающим взглядом. Никогда фейри еще не выглядел так по-человечески, подумала Кристина, как сейчас. Марк посмотрел на него в отчет, широко раскрыв глаза; они сияли в лунном свете. Все это одновременно было похоже на любовь, страстное желание и ужаснейшую печаль. Этого ей было достаточно: Кристина осознавала, что не должна была наблюдать за ними, но не могла остановиться, шок, смешанный с восхищением, удерживал ее на месте.
И желание. И желание там было явно заметно. Лишь для Марка или для них обоих, или это просто была цель в обладании кем-то так сильно, она не была в этом уверена. Кристина развернулась, ее сердце бешено колотилось, когда она закрывала за собой дверь.
Стоянка осветилась ярким светом, словно на стадионе, когда автомобиль показался из-за угла. Музыка, громкими басами, гремела из окон машины; Кристина могла слышать голоса Эммы и Джулиана.
Ее взгляд метнулся обратно к Марку и Кирану, но второй исчез, словно тень во мраке. Марк наклонился, чтобы подобрать куртку, когда Эмма и Джулиан вылазили из машины.
Кристина закрыла дверь. Сквозь нее она слышала, как Эмма интересуется у Марка, где Кристина. Он ответил, что та зашла внутрь. Его голос звучал так повседневно и спокойно, будто несколько мгновений назад ничего не произошло.
Но все уже произошло.
Она задумалась о том моменте, когда он посмотрел ей в глаза, глаза, которые, по его мнению, он искал долгие годы, говоря, что в Дикой охоте обходился без зеркала.
Теперь она всё поняла.
Дикая охота, несколько лет назад
Марку Блэкторну было 16 лет, когда он присоединился к Дикой охоте, и сделал он это не по своей воле. Все было словно во мраке, когда его забрали из Института, который был ему как родной дом, прежде чем он проснулся в подземных пещерах в окружении лишайника и мха. Массивный мужчина, с глазами разного цвета, возвышался над ним, держа в руках шлем с рогами. Марк, естественно, узнал его.
Будучи Сумеречным охотником, вы не могли не быть наслышаны о Дикой охоте. А будучи наполовину фейри, вы точно должны были знать о Гвине - охотнике, который был лидер охоты на протяжении многих веков. Он носил на своей талии длинное лезвие из метала, уже почерневшее и погнувшееся настолько, будто прошло огонь и воду. – Марк Блэкторн. – сказал он. – Отныне ты принадлежишь охоте, а для своей семьи ты теперь мертв. Считай, что с этого момента -
– Он вынул свой меч, сделав порез на ладони, и капли крови стали течь прямо в воду, а Марк должен был испить это.
Последующие годы Марк видел, как многие присоединялись к охоте. И все те же самые слова, что Гвин сказал ему, он говорил и им, а после смотрел, как те пьют его кровь. Гвин следил за тем, как изменяются глаза у каждого из них, словно разделяясь на два разных цвета, символизируя разделение их души.
Гвин верил в то, что новички должны быть разбиты на тысячи мелких кусочков, чтобы вновь возродиться как охотники. Как кто-то, кто может рассекать всю ночь без тени сна. Кто-то, кто может долгое время выносить такой голод, что был близок к обмороку. И переносить боль, которая не может сравниться с болью примитивных. А также он верил в то, что их преданность должна быть непоколебимой. Охота должна была быть у них в приоритете – на первом мете.
И Марк отдал свою верность Гвину и стал служить ему. Но не смог завести друзей среди Дикой охоты, ведь среди них не было Сумеречных охотников, а он им был. Все они были из Дивного народца, принужденные служить охоте в качестве наказания. Их не устраивал тот факт, что Марк был нефилимом. И он чувствовал такую же ненависть и презрение к ним.
По ночам он разъезжал на своем серебряном коне, который подарил ему Гвин. У Гвина было какое-то особое отношение к нему, что злило остальных. Он учил Марка ориентироваться по звездам и прислушиваться к звукам битвы, которые могли бы эхом доноситься к нему через сотни и даже тысячи миль: крики ярости и вопли умирающих. Они будут ездить по полю битвы, невидимые для глаз примитивных и лишать трупы драгоценных вещей. Большинство из этих вещей были отданы Благому и Неблагому дворам. Но некоторые из них Гвин все же оставлял себе.
Каждую ночь Марк спал в одиночестве на холодной земле, завернувшись в одеяло, а камень служил для него подушкой. Когда было жутко холодно, он дрожал и мечтал о рунах, которые могли бы согреть его. О горячем пламени от клинков Серафима. В кармане он держал ведьмин огонь, рунный камень, который дал ему Джейс Эрондейл, хотя он не осмеливался зажечь его, за исключением тех случаев, когда поблизости никого не было.
Каждую ночь, перед тем, как заснуть, он перечислял имена свои братьев и сестёр порядке возрастания. Каждое из этих имен было словно якорь, придавливающий его к земле. Каждое слово заставляло его жить дальше.
Хелен. Джулиан. Тибериус. Ливия. Друзилла. Октавиан.
Дни сливались в недели, а недели сливались в месяцы. Время здесь шло иначе, нежели в мире примитивных. Марк уже давно сдался, считая дни. Тем более, не было никакого способа записывать их. К тому же, Гвин это не одобрял, поэтому Марк не имел ни малейшего представления, как долго он находился в охоте и когда Киран присоединился к ним.
Он лишь знал, что к ним прибыл новый охотник, ведь сплетни распространялись слишком быстро и, к тому же, Гвин всегда приводил новобранцев в одно и то же место: пещера, которая находила недалеко от входа в Благой двор, чьи стены были густо покрыты лишайником. А небольшой природный бассейн расположился среди скал.