Ледниковый щит и люди на нем

Скотт Джеймс

Материковый лед испаряется слабо, хотя в более низких местах температура летом иногда поднимается выше точки замерзания. Значительно более важной причиной потерь являются, по-видимому, бури. Ветры, часто достигающие скорости 160 километров в час, устремляются из возвышенной центральной области к морю и гонят перед собой снег огромными массами; прижавшись ко льду, вы испытываете такое ощущение, словно находитесь на дне мутной реки.

Итак, наш первый грубый набросок рисует гренландский Ледниковый щит в виде огромной, почти материкового размера, груды льда и снега, имеющей форму груши и окаймленной крутыми черными горами, долины которых заполнены ледниками - прочно скованными холодом реками.

Северный берег

Гренландии находится в шестистах пятидесяти километрах от полюса. Ее южная оконечность лежит на шестидесятой параллели - широте Шетландских островов3. Хотя Гренландия расположена сравнительно близко от густонаселенных стран северного полушария, она совершенно отлична от них и безразлична для них. Жизнь на Ледниковом щите невозможна. Там нечего есть; вода повсюду, но ни одной капли, чтобы напиться. Нет даже микробов в воздухе. Время от времени какая-нибудь перелетная птица забирается туда и умирает, как подчас приходится птицам умирать среди океана или в пустыне. Но ледяной покров не уничтожает трупа. Он сохраняет его, погребает, приобщает к своему холодному бессмертию. Он ничего не разрушает, кроме жизни.

Коренные обитатели Гренландии - эскимосы, или гренландцы. Они живут в раскиданных вдоль побережья поселениях, в каждом из которых несколько семей, и добывают себе пропитание в море. Если только их не заставляет необходимость, они никогда не забираются на Ледниковый щит. Он населен или был населен в дохристианские времена - злыми духами. Во всяком случае там нет тюленей. Эскимосы чрезвычайно практичные и нетребовательные люди, стремящиеся лишь к тому, чтобы их животы были набиты и чтобы время от времени им удавалось хорошо поохотиться. Поэтому они и выжили.

Примерно около 1000 года н. э. норвежцы основали колонию в Южной Гренландии. В течение четырех столетий - такой же период отделяет нас от эпохи королевы Елизаветы4 - они пытались возделывать узкую прибрежную полосу земли. Одно время в Эстербюгде и Вестербюгде жили и трудились три тысячи христиан. Они строили каменные дома и церкви. У них были овцы и крупный рогатый скот. Но колонисты все умерли, оставив после себя лишь развалины и скелеты. Насколько нам известно, они никогда не решались проникнуть на Ледниковый щит.

Первая серьезная попытка исследования щита была предпринята лишь восемьдесят лет назад. Пионеры, пересекшие огромное белое пятно, сделали наброски той картины, изображению которой посвящена настоящая книга.

В 1888 г. Нансен5 впервые пересек Ледниковый щит от берега до берега, затем туда проник Норденшельд6. За ними последовали Пири7, де Карвен8, Кох9, Расмуссен10, и несколько сегментов Щита было отсечено. Во время этих путешествий исследователям приходилось запасаться всем необходимым, везя с собой все, что нужно для поддержания жизни - пищу, одежду, топливо, кров. Естественно, такие экспедиции совершались преимущественно в наиболее благоприятное время года, и никто не знал, что представляла собой середина Ледникового щита в середине зимы.

Для того чтобы это установить, в 1930 г. в Гренландию направились две экспедиции. Одна состояла из немецких ученых, и ею руководил профессор, которому шел пятидесятый год. Руководителем второй экспедиции, состоявшей из четырнадцати человек, чей средний возраст равнялся двадцати пяти годам, был английский студент. Оба руководителя своей главной задачей считали организацию станции на медиальной линии Ледникового щита или вблизи от нее; станция должна была функционировать целый год. Оба в основном достигли цели. Одна экспедиция кончилась трагически. Другая, после множества лишений и тревог, благополучно завершила работу.

Эта книга почти исключительно посвящена одной из них - Британской арктической экспедиции по изысканию воздушной трассы под руководством Джино Уоткинса11. Дать картину страны ледникового периода и жизни там современных людей мне облегчили

два обстоятельства. Я смог использовать дневники, которые вели разные люди в то самое время, когда они находились на Ледниковом щите. А я сам был одним из участников экспедиции. Поэтому я могу дать пояснения в тех случаях, когда это необходимо.

Отрывки из дневников составляют наиболее важную часть книги, и я должен на них несколько остановиться. Я ручаюсь за то, что они подлинные и неприукрашенные. За исключением нескольких мелких исправлений ошибок в орфографии и пунктуации - вполне естественных в тех условиях, - они приведены точно в таком виде, в каком писались карандашом при свете свечи, в палатке, закоченевшими пальцами, со слипающимися от сна глазами, в ожидании, пока сварится ужин или просохнут носки. Записи делались не для опубликования. Они представляли собой непосредственные впечатления данного момента, выраженные без особой заботы об общепринятом стиле, нередко синтаксически неправильно - наспех нацарапанные заметки о мыслях, чувствах и событиях дня. Поэтому дневники, вероятно, являются наилучшим материалом для воссоздания как общей картины страны, так и образов авторов в качестве фигур переднего плана.

Я позволил себе лишь две вольности: замаскировал некоторые собственные имена и изменил кое-какие прилагательные и существительные. Последнее сделано ради того, чтобы не создать ложного впечатления. В отсутствии женщин мужчины употребляют непристойные слова, играющие роль предохранительного клапана, и постепенно это входит у них в бессмысленную привычку. В этом нет ничего постыдного, но у читателя, сидящего у себя дома в кресле, могло бы сложиться неправильное мнение. Я заменял ругательства более приличными словами, выделяя их разрядкой, чтобы признаться в допущенной вольности. В тех случаях, когда требовались немедленные пояснения, я давал их в квадратных скобках.

Интересно поразмыслить над тем, почему люди, писавшие в таких трудных условиях, давали чрезвычайно подробный отчет о событиях, о которых достаточно было бы упомянуть в нескольких словах. Я думаю, эти записи являлись выражением естественного стремления поделиться своими переживаниями с кем-нибудь одним: с самим собой или с той, кого он любил. В сущности они являлись проявлением тяги к уединению.

Ледниковый щит пустынен. Но стало уже избитой истиной, что пустынность имеет мало общего с уединением. Там у нас было гораздо меньше возможностей для уединения, чем в обычной жизни. Мы спали, пробуждались, одевались, варили пищу, ели, путешествовали вместе. Естественные потребности мы отправляли на расстоянии десятка сантиметров друг от друга. Мы вели почти стадный образ жизни. Уединение являлось нам лишь в сновидениях или мечтах, либо, в несколько иной форме, когда мы писали дневники. Они носили глубоко личный характер. Должно было пройти немало времени, должны были окрепнуть узы дружбы, чтобы я получил, наконец, возможность опубликовать выдержки из них.

Один дневник велся в обстановке одиночества и уединения. Огастайн Курто описывает день за днем пять месяцев, которые он провел один на расстоянии 225 километров не только от ближайшего человека, но вообще от ближайшего живого существа. Я попросил разрешения использовать эти интимные записи, затем попросил дневники у других участников экспедиции. Не без колебаний, но в то же время охотно они предоставили их в мое распоряжение.

Моя книга не является ни научным, ни историческим трудом. Она задумана и не как книга о путешествии в обычном смысле слова. Это эскизное изображение на фоне Ледникового щита молодых людей среднего уровня по образованию, традициям и силе воображения. Мне представляется поучительным проследить, насколько отразилась на поведении и интересах людей жизнь в первобытных условиях ледникового периода - таких же суровых, в каких вынуждены были существовать наши доисторические предки.