Ледниковый щит и люди на нем
Шрифт:
14 октября. Продолжали расчищать двор и строить стену. Д'Ат вырубал снежные плиты для нового дома. Лампа работала хорошо, и по вечерам мы читали с полным комфортом.
17 октября. Теперь вечерами очень уютно, и мы с удовольствием думаем о будущем.
18 октября. Сегодня утром закончили снежный дом. После второго завтрака снова начали расчищать самые нужные участки двора, чтобы к воскресенью он был в полном порядке.
19 октября. Собирались приятно провести этот день, отдыхая, но после завтрака взялись за чистку кухонной утвари, ставшей невероятно грязной. Затем принялись соскребать лед и иней с нижней части палатки... После
22 октября. Продолжали расчищать двор и строить стену... Теперь всюду порядок, и мне хотелось бы, чтобы станция была в таком же состоянии, когда прибудет сменная партия.
26 октября, воскресенье. ...Устроили грандиозное мытье и подстригли бороды. Переменили также белье. Ждем сменную партию примерно через десять дней. Сделал еще приписку к письму матери. По случаю воскресенья отдыхали. Сегодня три недели, как Уоткинс и Скотт нас покинули; теперь они уже скоро повернут на север".
* * *
На Ледниковом щите существуют только два времени года - лето и зима. Там нет растений, которые увядали бы и теряли листву или же пускали побеги и цвели. Поэтому нет никаких признаков, отличающих осень или весну. Имеется только относительно мягкое время года и холодное.
Холод причиняет различные неудобства. Он разукрашивает палатку инеем, как только погаснет примус. Нередко, когда вы просыпаетесь, ваши волосы оказываются примерзшими к брезенту, а пальцы прилипают к кастрюлям, когда вы впервые дотрагиваетесь до них по утрам. Все, что приходится делать на открытом воздухе, отнимает больше времени, так как мозг и мышцы работают медленнее. Во время путешествия вы испытываете мучительную жажду, ибо воздух очень сухой, а когда делаете остановку, ваша одежда от быстро замерзающего пота становится твердой, как жесть. Холод затрудняет движение нарт. Санные полозья, лыжи и коньки чудесно скользят только потому, что в результате их давления образуется слой влаги, играющий роль смазки. Так бывает при обычной температуре. Но когда по-настоящему холодно, тогда лед тверд, как камень, и снег сух, как песок.
Однако зиму делает не только холод. Есть еще ветер - ветер, почти в десять раз усиливающий действие холода. Ветер может появиться после первого мороза. Он может появиться неожиданно и без предупреждения. Как только он начинает дуть, уже нет никаких сомнений, что на Ледниковом щите наступила зима.
Джино и я выехали с С. Л. Щ. (станции "Ледниковый щит"), когда стояло еще лето, хотя и; самый его конец. Первое время термометр редко показывал выше -30°; при такой температуре мороз практически уже становится препятствием, а не просто неудобством. Через неделю мороз достигал 35-40°, но ветра не было. Мы отправились, полностью нагрузив нарты, что обеспечивало нас всем необходимым на три недели движения вперед и три недели обратного пути. Мы намеревались проехать как можно дальше на юг вдоль гребня Ледникового щита, чтобы нанести на карту его очертания, а затем повернуть прямо к Базовому лагерю, завершив, таким образом, маршрут по треугольнику.
Об этом путешествии было немало предварительных разговоров. Мы не видели оснований, почему бы нам не делать в среднем по двадцать пять километров в день - то есть проехать около пятисот километров за три недели. Ведь мы как-никак считались специалистами... Я уже упоминал, что путешествие само по себе доставляло мало удовольствия или вообще его
На самом деле никакого рекорда мы не поставили, разве только медленности передвижения. Мы столкнулись с самым неожиданным явлением.
Ледниковый щит фактически имел плоскую поверхность, и никаких больших снежных валов не было. Снег редко бывал настолько холодным, чтобы приобрести сухость песка. Погода стояла вполне благоприятная. Собаки находились, по-видимому, в хорошем физическом состоянии и получали полный рацион. Сами мы были в прекрасной форме и настойчиво стремились двигаться быстро. И все же за первую половину путешествия мы в среднем делали меньше восьми километров в день. Мы покрыли расстояние всего в сто пятьдесят километров.
Озадаченные и обескураженные, мы обвиняли во всем собак. Мы ласкали их и подбадривали. Мы ругали и били их. Мы шли впереди, пробивая след и указывая им направление. Мы дополнительно кормили их нашими собственными запасами. Мы испробовали все средства, какие только знали. Физическое состояние собак было вполне удовлетворительным, а груз каждых нарт уменьшался примерно на десять килограммов в день. И все же собаки вели себя крайне апатично. При малейшем препятствии они садились, и стоило адского труда заставить их снова двинуться с места. Как только мы повернули в сторону дома, собаки оживились. За три дня мы проехали пятьдесят километров - треть расстояния, покрытого нами за три недели. Теперь жаловаться на медленность не приходилось, но нас бесило, что полные жизни собаки могли так одурачить нас...
Этой ночью вскоре после того, как мы погасили свечу, что-то вроде прибойной волны ударилось о палатку. На мгновение наступила тишина. Мы лежали, прислушиваясь, в наших спальных мешках. Раздался новый удар. Вскоре бамбуковые жерди заскрипели и брезент захлопал, как парус на меняющей галс яхте. Утром, высунув голову, мы увидели сугроб, вытянувшийся на тридцать метров. Наша палатка была единственным препятствием на пути плотной массы движущегося воздуха. Ветер непрерывно налетал на нее, и со стороны задней стенки образовался большой снежный вал. "Проклятые собаки, - говорится в моем дневнике, - не могут найти себе убежища, так как выкопанные нами для них ямы замело. С поджатыми хвостами, с глазами, полными снега, они имеют очень несчастный вид".
Однако именно собаки своим недоступным нашему пониманию поведением дали нам возможность продолжать путь. Погода, в чем мы вскоре убедились, резко изменилась. Наступила зима. Ураганы фантастической силы дули по нескольку дней подряд. В промежутках затишья мы двигались над вершиной большого фьорда, преодолевая страшные сугробы и трещины. Мы шли вдоль нижнего контура Ледникового щита, где ветры с гор достигали почти максимальной скорости. Но собаки вели себя великолепно, и за каждый ходовой день делали все, что могли.
Лежа во время ураганов в сотрясаемой порывами ветра палатке, мы обсуждали главным образом два вопроса. Первым из них было поведение собак. Мы не сомневались, что доберемся до Базового лагеря, хотя это потребует немалых усилий. Совсем иначе обстояло дело, если бы собаки внезапно не оказались на высоте положения. С другой стороны, если бы они бежали хорошо с самого начала (вначале собаки обычно идут лучше) и увели бы нас на триста - четыреста километров к югу, вряд ли нам удалось бы добраться назад.