Ледобой. Зов
Шрифт:
— Брат на самом деле изменился несколько месяцев тому назад. Что случилось, он не говорит никому, даже мне, но не заметить в воздухе чёрных вихрей колдовства стало невозможно. Наверняка, потайная темница Чарзара залита этим самым чёрным колдовством так же, как речное русло водой после обильных дождей, а ты — я почему-то в этом тоже уверен — скажешь, будто вы покажете хизанцам, как взламывается колдовской заслон, который бережёт эти земли от смертельной заразы.
— Уверен, я скажу именно так. Ворожба Чарзара не остановит нас.
— Иными словами объездчик зла тут,
— Ага. Пальцем покажи.
Дуртур в молчании ходил по комнате довольно долго, наконец принял решение и поднял глаза с полу.
— Ответ я дам через два дня. Где — вам сообщат.
И только было Стюжень ступил за порог, в спину ему прилетело любопытное:
— А твой… ну, второй… на самом деле моих парней в одиночку скрутил?
Старик переступать порог уже не стал, просто повернулся и поманил княжича.
— Да понимаешь какое дело, — доверительно зашептал верховный Дуртуру на ухо. — Не сам он. Грибы это.
— Какие грибы? А-а-а-а, понимаю.
— А такие. В наших краях растут. Вот не поверишь, твои ночью заснут спокойно, а этого корёжить будет. Последочки такие. И орать дурниной станет, весь конец перебудит. Вот, боюсь, как бы стража не нагрянула, дуронюх пришибленный…
Глава 37
— Конечно, ужаса в его глазах никто не видел, Чарзар не слонялся с утра по дворцу с потерянным видом, — через помянутые два дня на одном из своих выпасов Дуртур мерно прохаживался по шатру пастуха, а Стюжень сидел на скамье и внимательно слушал. — Но приблизительно в то же время, что обозначил ты, старик, пропала одна из дев для услад Чарзара. Исчезла без следа. Как ты понимаешь, спрашивать об этом дерабанна глупо, и тревоги бить никто не стал, но поразмыслить можно.
— Услады — дело ночное, — старик с улыбкой закивал, — А чего только ночью не увидишь, тем более если делишь с повелителем ложе.
— Да, чего только ночью не случается, — повторил зерабанн. — Чтобы кого-то убрать без следов, основания нужны более чем веские, и я полагаю, что бедняжка увидела то, чего не должна была видеть. И я спрашиваю, старик, тебя: «Что это было?»
— Просто твой брат узнал, как выглядит его страх, — Стюжень простецки развёл руками.
Младший брат дерабанна, было на мгновение вставший, как вкопанный в середине шатра, вновь мерно заходил из угла в угол.
— Тайную темницу брата разыскать удалось без особого труда. По крайней мере мне. Но, повторюсь, уверен — она напичкана колдовством, как ягнёнок приправами, может быть, именно поэтому Чарзар её почти не скрывает. Я совершенно в этом не смыслю, но отчего-то готов голову поставить на кон: как только вы туда сунетесь, брат обо всём узнает, как паук узнаёт, что кто-то потревожил его паутину.
— И решать станешь только после того, как мы преодолеем ворожачий заслон и выкрадем родных Ужега?
— Выдвигаться в дальний и опасный поход можно только на крепкой и надёжной лошади, которая довезёт тебя да цели, а не рухнет
— Колдовство — оно как грязь, прилипнет, не отмоешься. Если вам улыбнётся удача, не получится ли так, что брат найдёт вас по колдовскому следу? Не перепачкаетесь?
«Не знаю, — ворожец пожал плечами. — Может быть, извозимся по самое „не балуйся“, может быть, нет. Время покажет».
— Если только исполните задуманное и оторвётесь от преследователей, мои люди буду ждать здесь. Несколько дней придётся переждать, а затем поодиночке я переправлю домочадцев Ужега к границе. Ты понял, Стюжень?
Старик удивлённо потащил брови на лоб. Дуртур усмехнулся.
— Мы тоже знаем окружение Отвады, и спутать тебя с кем-то иным было бы очень мудрено. Ничья?
Козлёнок смешно блеял и топал вперёд, а уши его, длинные и вислые, болтались как налобные подвески у местных красавиц, разве что не звенели. Стюжень и Безрод, схоронившись за толстенным стволом дерева, плоды которого тутошние сушат, перемалывают и добавляют в пресные хлеба, дабы сообщить им сладость, внимательно наблюдали за голенастым комочком в серой шкурке. Степь здесь и там пятнали зелёные островки леса, но обмануть никого не могли: чем дальше дело раскатывалось на полдень, тем явственнее густые леса сходили на «нет», полуночных исполинов тут сменяли местные разновидности, тощие и недокормленные, степь ширилась, входила в силу, и если солнце — это конь, как верили хизанцы, по чистой и ровной степи оно носилось из края в край так, что только ветер вихрем гулял.
— Больно долго ничего не происходит, — бросил старик.
— Чую: скоро, — Сивый мотнул головой вперёд.
Не змеилась по земле рубежная линия, не парил в воздухе упреждающий знак, но едва козлёнок ступил за невидимую межу, на него ровно древесный ствол рухнул. Так-то ствола не видно, но Стюжень поклялся бы чем угодно, что если бы упало дерево, козлёнка придавило бы точно так же. Глаз не успел выхватить, а голову, ноги, шею зверёныша ровно к земле прибило — не оторвать. Огузок вверх задран, задние ноги туловище поднять пытаются, да не в силах козлята тягать неподъёмные стволы да валуны. Потом вдруг спинка вниз обрушилась, как-то резко: в это мгновение ещё нет, а в это — будто дубовыми костылями приколотили. А задние ножки… сначала назад выгнуло, чисто намётом скачет, да так и застыл в прыжке, а потом в коленях против хода сустава переломило, старик аж поморщился, когда хруст прилетел.
— И ведь ни звука не издал, — прошептал верховный. — Даже не взблеял ни разу.
— Глотку сразу изломало, — Безрод усмехнулся. — Чарзар верен себе. Костоломка.
— Ну что, босяк, делать будем? — старик спиной сполз по стволу, сел в корнях. — Искать противозаговор можно, да больно долго.
— Ломает всякую живность, — Безрод присел рядом.
— Интересно, Чарзар на козлёнка стойку сделал, чисто охотничий пёс? Знает уже? Мчит сюда во весь опор?
Сивый плечами пожал. Может мчит, может нет. Поглядим.