Ледокол

Ann Lee

— Заебись, — ругается Кир. — Ну ты даёшь красивая, и не боишься со мной ребёнка- то оставлять?

— Кир, умоляю, останься, и делай, потом, со мной всё что хочешь! — я совсем в отчаянье.

— Можно подумать, мне нужно твоё разрешение, — хмыкает он, — но я запомню!

— Кир…

— На, пацану своему всё скажи, а то он тут оборону держит, скоро обосрётся от натуги! — перебивает Кир, и тут же в телефоне слышится голос Андрея.

— Мам…

— Сынок, это мой знакомый дядя Кир, — начинаю я, — пусть он побудет с тобой, я

очень волнуюсь.

— Мам, да всё хорошо! — пищит мой сын.

— Нет, не спорь, под присмотром взрослого будет лучше, так что марш в постель и дядя Кир пусть померит тебе температуру.

— Ладно, — смиряется Андрей, — пока, — и кладёт трубку.

Я перевожу дыхание, не знаю, может это дурость, но когда теперь Кир рядом с Андреем, мне становиться спокойнее, и я даже сосредотачиваюсь на работе. Через час примерно звонит Кир, и говорит, что вызывал какого-то своего знакомого врача, он осмотрел Андрея, оставил назначения, и поставил укол, и сейчас тот спит.

— Спасибо, Кир, только не уезжай, не оставляй его одного, — снова срываюсь, и умоляю его.

— Да понял я, не мороси, — бзыкает он, и слышно, что затягивается.

— Если ты голодный, там борщ, в холодильнике…

— Разберусь, — обрывает. — Когда вернёшься?

— Через два часа.

— Паху наберу, пусть заедет за тобой, — и отключается.

И вроде ничего приятного не сказал, а губы в улыбке растягиваются. Остался, позаботился о сыне, ещё и врача вызвал. И этот поступок перечёркивает всё ту грубость по отношению ко мне. Я так ему благодарна, что он не бросил меня в беде. Как странно, но тот, кто казалось, априори должен делать зло, оказывается отзывчивым, к по сути, посторонним проблемам.

* * *

Смену я дорабатываю спокойно, но в конце не трачу время на переодевание, подхватываю свои вещи и спешу на выход. Паша уже на месте, и я быстро прыгаю в машину, коротко с ним здороваюсь, и мы мчим, по ночным улицам. Сегодня не то настроение, и я молчу, отвернувшись к окну.

— Слышь, Юль, я Иришку на свидание, позвал, а она упрямится. Пойдёмте с нами? — вдруг изрекает Паша.

— Кто? Я и Ямал? — удивлённо поворачиваю голову.

— Ну да! — подтверждает он.

— Паш, а ты в курсе, какие у нас отношения? — фыркаю я. — Они не предполагают романтики, сугубо секс! Так что навряд ли, мы куда-то пойдём, если там не будет койки!

— А ты кремень! — присвистывает мужчина.

— Я просто не обольщаюсь, — отворачиваюсь к окну.

Или обольщаюсь, но даже себе в этом не признаюсь.

— Ладно, разберёмся! — усмехается Паша. — Но если Ямал позовёт, то ты согласишься?

— Паш, Ямал не спрашивает, он приказывает, и тут нет права выбора, и мне деваться будет некуда.

На этом тему закрыли. Машина подъехала к самому подъезду, и я, попрощавшись, побежала домой.

Влетела на третий этаж, судорожно сжимая ключи, накинулась на замок, но дверь тут же открылась. На пороге стоял Кир.

Опять эта белая рубашка,

распахнутая на груди, и закатанные рукава. Вся мощь напоказ. Узкие синие брюки, туфли. Я даже немного зависла, оглядывая его фигуру, понимая, блин, что соскучилась, но потом одёрнула себя, и промчалась мимо него, раздеваясь и разуваясь на ходу. Кинулась в комнату к сыну.

28

— Как он? — шепнула, оглядываясь назад, и садясь на колени рядом с кроватью, и целуя горячий лоб Андрея.

— Норм, всё, — ответил Кир.

Он не шептал, но говорил тихо. Только сейчас обратила внимание, как пристально он смотрит, словно глазами пожирает.

— Температура пошла на снижение. Док его димедролом кольнул, так что и поспит, и полечится.

— Димедролом? — взволновалась я, и привстала, разглядывая умиротворенное лицо сына.

— Спокойно, красивая, димедрол, это не только колёса, но и противовоспалительный препарат, это я тебе как бывший спортсмен говорю.

Я вздохнула, и встала. Прошла мимо него, почти касаясь грудью. Горький аромат тут же защекотал мои ноздри. Он словно триггер, спусковой крючок для меня, всё самое прочное тут же в памяти всплывает.

На кухне накурено, и на столе стоит чашка с недопитым кофе.

— Ты спортсмен? — задала уже там вопрос, рассеянно ища глазами зажигалку, чтобы поджечь газ, и заварить кофе.

— Да, дзюдо занимался, — слышу его ответ, и тут понимаю, что на плечи навалилась вся усталость и напряжение ночи.

Я потёрла лицо и, опершись руками о стол, совсем внезапно для себя заплакала. Тихо, подрагивая плечами, роняя крупные капли на стол. Так стало легко, от того что с Андреем всё в порядке, я словно камень сбросила, который тащила на себе все это время. И вместе с этим стало так паршиво, что я себя настолько изматываю, что сил просто не остаётся. А остаётся просто плакать.

— Слушай, ну чего ты сырость разводишь? — заворчал Кир, и подошёл вплотную, прижал к себе, развернул, заглядывая в глаза. — Все же нормально!

Не знаю, показалось ли мне, но на мгновение уловила в холоде серых глаз, беспокойство.

Бред конечно. Все равно ему. Но…

— Просто переволновалась, — пытаюсь отвернуться.

— Куда собралась-то? — усмехается он, моим попыткам оттолкнуть его.

Фиксирует подбородок, и в губы солёные от слёз впивается, и кажется с особым удовольствием, их сцеловывает, слизывает.

Жадно, алчно, словно тоже скучал, и не может больше терпеть, желая, как можно скорее поглотить, завладеть вожделенной плотью.

Я тут же задыхаюсь, и дрожу, и мне кажется, что эта дрожь ему передаётся. Все мои чувства напоказ. Не могу скрывать, что скучала, по вкусу его, аромату. Подаюсь навстречу, впечатываясь в его тело. Сжимаю пальцами ворот рубашки, притягиваю ближе. Он рычит в мои губы, словно больной зверь, вжимает бёдрами в столешницу, и нетерпеливо юбку задирает.

— Кир, — попыталась оттолкнуть его, — Андрей же…