Ледовая армия
Шрифт:
От этих слов мне поплохело. Я — его друг. Но друг ли он мне?
— Можешь взять вместо меня кого-то из людей Юрре?
Фарри нахмурился.
— Я очень устал, — вырвалось из меня неуместное оправдание.
— Ну так отдохни, вся ночь впереди! Наемников этих я не знаю, не могу им доверять. А тебе могу! Эй, Светлобог тебя согрей, чего ты такой грустный? Ты мне нужен!
«Как ручной эмпат, да?» — подумал я и закрыл глаза.
— Отдыхай, Эд. Ты совершил подвиг сегодня. Без тебя мы бы не справились.
— Это был не подвиг. Я зарезал двоих человек, которые
— Убийство во благо, — отмахнулся Фарри. — После такой победы у многих появится надежда, появится вера.
Я в очередной раз подумал о том, что целую жизнь назад мой друг клялся никогда не отнимать чужую жизнь. А теперь строил планы на сотнимертвецов. Жители Рудни-Онга тоже оказались частью его стратегии.
— Я просто хочу пройти за Южный Круг. Я не хочу убивать, я не хочу видеть, как убивают. Я не хочу видеть, как Жерар льет им в раны свои снадобья. Не хочу слушать их безумие. Может быть, тебе это нравится, но мне нет.
— Эд…
— Попроси кого-то из людей Юрре. Они справятся лучше. Теперь тебе не нужно за порошью скрываться, теперь ты действительно важный человек.
— Ты опять убегаешь? — обиженным тоном спросил он. — Как тогда?
— Да, как тогда, — сказал я и отвернулся к стене. — Я не хочу быть твоим бандитом.
Фарри вспыхнул болью, затем яростью. Шмыгнул носом. Посидел еще немного, а затем молча поднялся и лег на свою койку. Наверное, я должен был что-то сказать. Должен был схватить ускользающие нити между нами.
Но я промолчал.
Жалею ли я об этом сейчас? Конечно, жалею. Не знаю, что на меня нашло. Когда событие уходит в прошлое, ты смотришь на него иначе. Ты понимаешь, как же был неправ. Как же много сломал из-за сиюминутных, раздутых сомнениями, чувств.
Утром началась буря. Она отсекла нас от Рудни-Онга, до которого, наверное, было не больше часа пути. Колючая крошка терзала стальные борта, секла иллюминаторы, которые побелели, как будто ледоход провалился в глубокий снег. Корабли встали, отрезанные друг от друга непогодой. Когда я проснулся, то посмотрел на пустую койку Фарри. Почувствовал укол совести, но затем вспомнил глаза того парнишки на корабле и слова друга про выбор, сделанныйжителями Рудни-Онга. Накатившая злость прогнала сожаления.
Так нельзя говорить про людей. Так нельзя поступать. Я мог бы понять, если бы подобное сделал незнакомый мне человек. Но не тот улыбчивый мальчишка, с которым мы грелись в заброшенном доме Снежной Шапки. Он видел много несправедливости, почему же сам встал на такой путь?
Мне очень хотелось вылить из себя бурлящие недовольством мысли. Но… У меня никого не было. А ведь такое не каждому можно доверить, чтобы не прослыть смутьяном, предателем.
«Быть, но не прослыть, да, Эд?»
В шумной столовой пахло перегаром. Я пристроился за столом рядом с двумя похмельными Клинками, запихал в себя мясную похлебку, запил теплой водой и отправился в комнату отдыха. Возвращаться в каюту не хотелось. Вдруг в ней окажется
— Эй! Эд! — позвали меня, когда я вошел. Общий стол был занят так, что места за ним не нашлось бы даже для подростка. Однако Лав ан Шмерц, каким-то чудом ужимавшийсидящих, встал и помахал мне рукой. Я улыбнулся ему, и протиснулся сквозь узкий ход между топчанами у стены и спинами сидящих на лавке пустынников. Собрал несколько взглядов людей с той стороны, настороженных, недоверчивых.
«Ручной эмпат»
Рядом с Лав ан Шмерцем тихонько хлопал в ладоши Энекен:
— Здравствуй, Эдди!
Ан Шмерц протянул мне руку, и я пожал его сухую, крепкую ладонь.
— Сегодня наш командир забрал с собой Господина Подлость из Ока. Почему ты не пошел? — спросил меня он.
— Приболел, — ответил я.
— Вот это нехорошо, — нахмурился Лав, — что-то болит?
«Душа», — подумал я и сказал:
— Живот.
— Эдди грустный, — заволновался великан. — Почему Эдди грустный?
— Болею, — улыбнулся я ему.
— Найди себе дело, — посоветовал ан Шмерц. — Безделье порождает болезни. Сначала загибается тело, а потом и душа.
— Эдди нужно лекарство. Мне так хорошо помогла красивая девочка! Она дала мне порошок и животик прошел!
— Может и правда тебе к нашему врачевателю заглянуть?
— Нет. Посижу, если не пройдет — полежу.
— Не грусти, Эдди. Не надо грустить.
Я почувствовал на себе нехороший взгляд, осмотрелся в поисках источника. Фур-Фур, кто же еще. Он сидел в углу один, ковырялся в зубах и с насмешкой глядел в мою сторону. Наши взоры схлестнулись. О, как сложно было удержаться и не послать ему в душу немного боли. Но вместо этого я первым отвел глаза. Ну его.
— Хорошо ночью получилось, да? Весь корабль об этом говорит. Сожалею, что не видел этого сам. Энекен волновался, пришлось за ним приглядеть.
— Там было плохо. Небо страшное. Ветер страшный, — пожаловался великан и смущенно потупился. — Не люблю страшное. Днем хорошо, ночью приходят демоны.
— Демонов не существует, — бросил ему Лав ан Шмерц, — я же тебе говорил.
Я сдержался от опровержения. Зачем пугать беднягу.
— Не знаешь, когда мы уже доберемся? — обратился ко мне Лав. — Вечность минула, а мы все тащимся.
— Солнышко греет, — поделился Энекен. — Скоро, да?
— Не знаю. Должно быть, уже скоро… Надо немного подождать. Большую часть пути мы прошли, — ответил я. Проглотил ворчание о том, что это, конечно, если Фарри не успокоится и не перестанет собирать города под свои знамена.
— Очень долго. Очень, — покачал головой Лав. — Ты сам откуда?
Не понимаю как, но эта беседа продолжилась до обеда и чудесным образом подлечила мою душу. Отеческая забота седого Лава и детская душа Энекена оказались прекрасным лекарством. Но после обеда я встретил в коридоре Фарри в компании с наемником Ока, и мой друг ограничился лишь легким кивком в мою сторону. Господин Подлость, заменивший меня в допросах, с кривой улыбкой подмигнул.