Ледовый десант
Шрифт:
— А через мост смогут пройти?
— Немецкие танки проходили.
— Значит, и мы пройдем!
Тернистый отправил в разведку танк «малютку» и «тридцатьчетверку», выделил им три танка боевой охраны, которые должны были прикрыть и переход батальона через мост.
На околице села танкисты увидели артиллерийскую батарею. Орудия были прицеплены к автомашинам, артиллеристы спали в хатах. Услышав рокот моторов, они начали выскакивать на улицу, но тут же попадали под пулеметный огонь танков.
Бой длился несколько минут. Разгромив батарею врага, танки Тернистого беспрепятственно переправились
Вскоре с «малютки» по радио сообщили: у въезда в Фастов на холме стоят противотанковые орудия «кобры».
Тернистый приказал автоматчикам и партизанам-проводникам покинуть машины. Батальону приготовиться к атаке.
13
Комендант города еще год назад облюбовал хату Горпины Андреевны и иногда присылал на постой к этой тихой, незаметной женщине офицеров и знатных промышленников, приезжавших из рейха. В хате прибрано, чисто, опрятно. Перед иконами, обрамленными вышитыми рушниками, все время горит лампадка.
По мнению оккупационных властей, Горпина Андреевна была далека от политики. Никто в комендатуре даже не подозревал, что ее хата является конспиративной квартирой партизан и подпольщиков.
Оберста Вассермана, влиятельного офицера, прибывшего из ставки самого Манштейна, комендант города тоже поселил в хате Горпины Андреевны. Пусть полковник-фронтовик хорошо поужинает, отведает украинского борща и в домашнем уюте и покое переспит ночь перед завтрашним решительным боем с танками русских, нацеливших свой удар на железнодорожную станцию. Осенняя ночь долгая и темная, а линия фронта проходит где-то в пятидесяти километрах. Чего же тут особенно волноваться? И так тревог выпало немало в течение последних двух дней.
Хорст Вассерман ел вкусный борщ, приятно пахнущий капустой и сметаной. Хозяйка еще добавила сметаны, и полковник довольно закивал головой:
— Зер гут, зер гут.
— В борще варилась курка, — сказала Горпина Андреевна, вытирая чистым полотенцем руки.
Слово «курка» Вассерман знал и без перевода, как знают немецкие солдаты слова «яйка», «млеко» и «дай». Эти слова стали самыми употребляемыми в лексиконе оккупационных войск.
Но когда Вассерман ложкой вынул куриное сердце, он вдруг побледнел, будто увидел в борще жабу.
— Подсыпать? — подошла к столу с половником Горпина Андреевна. — Вот печеночка.
Вассерман, увидев в половнике еще и куриную печенку, вздрогнул. Ему вспомнился рассказ брата: печенкой и сердцем Бремк и служащие собачьей фермы кормили овчарок перед допросами партизан и слишком упорных и ценных пленных. Он достал из кармана френча носовой платок, прижал его к носу: его стало тошнить.
Адъютант тут же выхватил из кобуры парабеллум и направил дуло на Горпину Андреевну. Она захлопала глазами, не понимая, что это вдруг случилось с ее постояльцем.
— Я хочу капусты, — тихо произнес Вассерман.
Адъютант перевел его слова.
— «Коль» — капуста. Знаю, — кивнула Горпина Андреевна. — Я сейчас полезу в погреб.
В цинковом корыте возле печи лежало выкрученное после стирки белье. Горпина Андреевна взяла простыню, две наволочки и сказала нарочито громко:
— На улице морозец. Пусть промерзнет белье до утра.
Во дворе она повесила на веревку простыню
Капусту Горпина Андреевна посолила неделю назад, но бочка уже заметно опустела. Еще бы! За капустой присылал своего гонца даже сам комендант города. Капуста вкусная, с яблоками.
Горпина Андреевна спустилась по шаткой лесенке в погреб, вынула из бочки кружок, придавленный камнем, набрала целую миску капусты.
Проходя мимо развешенных наволочек и простыни, тяжело вздохнула: «Митя! Митя! Когда же мы дождемся своих? Не повесят ли нас на этой самой веревке? А люди еще пустили обо мне слух: немецкая прислужница! Удивятся, когда увидят с петлей на шее…»
Капуста с квашеными яблоками оживила Вассермана. Он выпил еще рюмку коньяку, закусил моченым яблоком, доел не спеша борщ.
После сытного ужина офицеры разошлись по комнатам. Вассерман занял большую комнату, капитан-адъютант — меньшую.
Горпина Андреевна, убирая со стела посуду, слышала, как полковник повернул ключ в дверном замке. Замок в дверь врезали немцы по приказу коменданта города, чтобы в комнату не заглядывала хозяйка, когда кто-нибудь квартирует у нее.
«Отсюда закрылся, а во дворе и на улице поставил два танка и легковую машину, — подумала Горпина Андреевна. — Что ж оно будет утром? Сколько танков на окраине города, возле вокзала…»
Вассерман включил карманный фонарик, осветил стены. Подошел к окну, посмотрел на «тигра» и танкетку «куницу». Экипажи спят: кто в танке, кто сверху на броне. Улыбнулся. Рядом стоял еще и «опель». «Выбирай, герр оберст, любой вид транспорта: хочешь, — на колесах, хочешь — на гусеницах…»
Вассерман закурил сигарету. Из головы не выходили мысли о предстоящем бое с бригадой полковника Майборского.
«Этого Майборского генерал Ватутин все время посылает вперед еще со времен битвы на Дону. Каков он из себя? По сведениям разведки, ему лет тридцать. Юноша против меня, Гота и Манштейна. Молод у них и командующий фронтом Ватутин. Сталин после неудач в сорок первом и сорок втором дал дорогу молодым офицерам, понимающим природу современной войны моторов, ее стратегию, и они воюют смело, даже дерзко. С такими надо быть осторожными. Да к тому же и разведка у большевиков не то что у нас. Проморгали рокировку танковой армии с Букринского на Лютежский плацдарм. И результат — потеряли Киев. Попробуй теперь отбей его у Ватутина…»
Вассерман хорошо знает, что Ватутин не раз стоял против Манштейна и на Дону, и дважды под Белгородом, и под Киевом. Однако фельдмаршал редко вспоминает имя Ватутина. Ясное дело. Урожденному прусскому военному аристократу неудобно произносить слова похвалы прямому противнику, внуку солдата, воспитаннику Фрунзе и новой полководческой школы красных, да еще и на пятнадцать лет моложе по возрасту. Слишком горд генерал-фельдмаршал. Это и плохо. Надо видеть и учитывать и положительные, и отрицательные стороны противника.