Ледяное озеро

Эдмондсон Элизабет

— Хотя думаю, это не имеет для тебя большого значение, верно, старина? Вы, Ричардсоны, практически уже рождаетесь, умея говорить по-немецки, не так ли?

Господи, какие идиоты эти люди! Хамы. Невежи. Дикари. И чудовищно вульгарны. Он им так и заявил.

— Ну-ну, полегче, Эдвин, дружище, — обиделся Тоби. — Все парни заодно, ты же знаешь.

Ну почему, почему досадливо спрашивал себя Эдвин, из большинства присутствующих, чей интерес к клубничке был, вероятно, минимальным — уж явно находясь много ниже интереса к собакам, охоте и ружьям, —

ему привелось оказаться рядом с этими двумя, имеющим моральные принципы и инстинкты какого-нибудь опереточного шейха?

— Я не позволяю себе мерзких замечаний о твоих арендаторах, так почему бы тебе не заткнуться?

— Об арендаторах? Так она арендаторша? Хорошее определение. — Тоби громко рассмеялся.

— Сегодня ее немного потрепали. Один из тех субчиков, что расхаживают с дерзким видом. В черных рубашках. Говорят, они сподвижники Мосли. Он к ней задирался на улице. Ты слышал?

— Что?! — Эдвин похолодел. Наверняка Берти все сочинил, это не может быть правдой!

— Неужели? — воскликнул Тоби, тоже поразившись. — Я думал, эти типы — просто задаваки со своей глупой формой и выправкой, но совершенно безобидны.

Берти понизил голос до хриплого шепота:

— Называл ее сукой и шлюхой. Она, видимо, еврейка, или он так думает. Понятное дело: они не выносят евреев.

— Тут у них есть резон, — заметил Тоби.

— Тем не менее, кто бы она ни была, нельзя же так орать посреди улицы. Нарушает общественный порядок: пугает лошадей, — да и вообще это дурное воспитание. Так что, Эдвин, незачем на меня напирать.

— Все эти Ричардсоны сегодня забыли свои хорошие манеры дома, — проворчал Тоби, когда Эдвин стремительно удалился. — Я пригласил Утрату на танец, так просто, чтобы доставить ей удовольствие. Господи, она ведь малютка! Ну и неправильно поняла, когда я малость ее приобнял. Что-то там себе возомнила! — Голос его зазвенел от возмущения. — Въехала мне каблуком в голень!

— Интересно, где она подцепила такой трюк? — подивился Берти. — Я бы ни за что ее не узнал в этом платье. Обычно она ходит страхолюдиной.

В гостиной Аликс смотрела на Утрату. Та сидела за роялем, кто-то добыл ноты — музыку для танцев, и она играла перед восхищенной публикой старомодные мелодии: регтаймы и чарльстоны. Гости постарше с воодушевлением притопывали в такт и напевали строки из песен.

Сол искал глазами жену.

— Право же, нам пора возвращаться. Мне не нравится, что мама весь вечер одна. А если ей нездоровится?

— Ей и так нездоровится, дядя Сол. У нее же мигрень.

— Вам, девчонкам, хорошо столь легкомысленно к этому относиться. Но кто-то же должен о ней позаботиться.

— Там есть Липп. — Аликс хотела добавить, что не знает человека более способного самостоятельно о себе позаботиться, чем бабушка.

Она смотрела, как ее дядя прокладывает путь через толпу вокруг рояля и подходит к жене. Он сказал ей что-то, она обернулась к нему, и Аликс побледнела, поразившись выражению лица тети Джейн.

Она не представляла, что у женщины может быть такая ненависть в глазах, когда она беседует с мужем. Неужели тетя Джейн так ненавидит дядю Сола? Или они просто поссорились?

Вероятно, ее отец с матерью тоже смотрели так друг на друга. Теперь уже никогда не узнать. А как насчет деда с бабкой? Дедушка всегда был с бабушкой нежен и учтив, но на людях. Аликс никогда не слышала, чтобы они ссорились, во всяком случае, не повышали голоса, не горячились, не теряли самообладания. У них, конечно, возникали разногласия — сложно, тесно общаясь с бабушкой, не иметь с ней разногласий, — но каким-то образом дедушка умел все сгладить и разрядить обстановку, уступить, избежать открытого противостояния.

Наблюдая за дядей и тетей, размышляя о дедушке, прожившем пятьдесят лет с бабушкой, вспомнив видимое довольство жизнью тети Труди, Аликс впервые всерьез задумалась о том, что брак может таить в себе опасность в не меньшей степени, чем давать любовь, удовлетворение и защищенность.

— У тебя ожесточенный вид, — заметила Сеси, вошедшая в комнату вместе с Майклом. — Майклу скучно. Он это отрицает, но я вижу по глазам. Я привела его послушать игру Утраты. О чем ты думала, на что так сердишься?

— Я не сержусь, просто размышляю. Я смотрела на дядю Сола и тетю Джейн и спрашивала себя, хочу ли я замуж.

— Как, и вы тоже? — рассмеялся Майкл. — Сеси уже прочла мне лекцию насчет преимуществ холостяцкой жизни. А как же дети? Кто-то должен иметь детей. Или это они создают такие неудобства, что заставляют вас торжественно отречься от супружества?

— Дети не помеха, пока маленькие. Проблемы начинаются, когда они вырастают.

С другого конца комнаты раздался громкий голос Джейн:

— Нет, я не стану молчать! Я не вижу причин, почему мы должны уходить рано лишь для того, чтобы ты проведал, как там твоя мама. Она крепко спит под защитой зловредной Липп, топчущейся под дверью как верный пес. Раз в жизни я провожу время в свое удовольствие. Здесь нет никого, к кому я должна проявлять повышенную вежливость для того, чтобы они за тебя проголосовали. Если желаешь идти домой — иди. Я остаюсь.

— Джейн, будь благоразумна, — произнес Сол, красный от смущения. — Ты не можешь остаться, если я уйду. Нелепо вести себя подобным образом. Ты как дебютантка на первом балу, задерживаться допоздна на танцах — для молодежи.

— А мне нужно считать себя старой и сидеть в сторонке с пожилыми дамами? Те хоть имеют детей и внуков, о которых могут поговорить, а я — нет. Пожалуйста, вспомни об этом. С тобой я уж определенно чувствую себя старой.

Затем, хвала Господу, рядом с Солом оказался дедушка.

— Почему бы тебе не поехать домой вместе со мной, Сол? Я не собираюсь дольше задерживаться. Эдвин ушел, насколько я знаю, так что в машине найдется место для тебя. Оставь Джейн, пусть повеселится, приятно видеть ее счастливой. Она потом вернется в твоем автомобиле.