Ледяное сердце
Шрифт:
— Куропатки? — он усмехнулся. — Пфф! Учиться храбрости у куропаток?
— Да. Вот так я и лежала. Долго. Потом все ушли, и я уснула. Услышала, как поёт лес…
— Последняя песня, — его голос прозвучал как-то горько-насмешливо, — и как же ты проснулась?
— Меня позвала мама. Я никогда не видела её, я даже голос её не помню, но знаю, что это была она. Она сказала мне встать и идти, и я проснулась. Я шла целый день, сил совсем не было, переночевала у реки, а лес… он оплёл меня корнями и хотел утянуть под землю, но я выбралась из них — снова меня звала мама, а потом я
— И где ты спала три ночи? На земле?
— Три ночи? — удивилась она. — Две.
— Мы искали тебя три ночи, и нашли только на четвёртый день к вечеру. Я уже отчаялся, но ты вдруг вышла из леса, и Рарг тебя услышал.
— Три ночи?! Но… я помню только две ночи и два дня. А… потом, после того, как вы, милорд, привезли меня, — она вдруг покраснела, — сколько прошло времени?
— Две ночи и день.
Ещё две ночи и день!
— Как ты выбралась из комнаты?
Отвечать придётся, да и какая разница теперь? Он стоял за её стулом, и рядом на полу шевелилась в утреннем свете его огромная тень.
— Я украла ключ в комнате, там, внизу, — она показала рукой на боковую дверь.
— Украла ключ? Каменная дева! Откуда ты вообще про него узнала? Разболтала Гарза? — он был удивлён.
Она вздохнула. Только бы он не тронул Райду!
— Кошка. Мне помогла кошка…
— Кошка? Пфф! Ты удивляешь меня всё больше и больше…
Она рассказала историю про кошку и ключ, и окно в северной башне, и замолчала, надеясь, что этот путаный рассказ его удовлетворит.
Он слушал молча. Прошёлся сзади снова и опять замер за её спиной.
— Ты ведь была на волосок от гибели, на совсем такой тоненький волосок, Дуарх бы тебя побрал, Кайя! Ты одурачила меня, маленькая веда! Куропатки! Кто бы мог подумать! — он хлопнул рукой по спинке стула. — Но больше такого не повторится. Я обещал посадить тебя на цепь, ну так вот сейчас я так и сделаю. Вставай, пойдёшь со мной.
Ей хотелось спросить куда, но какая разница — в каменный мешок или темницу? Единственное, чего ей хотелось по-настоящему, чтобы её поскорее оставили одну, чтобы он ушёл и не задавал вопросов, потому что каждый вопрос был подобен игле, вгоняемой в сердце. А ещё мысли о его руке и о сне, и той поездке на лошади будоражили её и пугали даже больше, чем возможность снова оказаться в подвале с крысами.
Кайя помедлила, и Эйгер, с силой схватив её за запястье, потащил за собой в боковую дверь. Он шёл, размашисто и быстро по коридору к Южной башне. Распахнул дверь и стал спускаться по винтовой лестнице. Кайя почти бежала за ним, путаясь в складках платья, спотыкаясь на выщербленных истёртых ступенях, ведущих куда-то вниз. Перила в башне были сломаны, а стена гладкая, серо-зелёная, гранитная, холодила пальцы, когда она хваталась за неё, боясь оступиться. Из узких стрельчатых окон сквозь давно немытые стёкла сочился тусклый свет. Они спускались и спускались, и голова начинала кружиться, и казалось, что лестница эта треклятая никогда не кончится, и от ладони Эйгера, крепко сжимавшей её ладонь, рука онемела почти до локтя.
Внизу их встретили массивные двери, украшенные резьбой и металлическими накладками. На вид очень
Эйгер отпустил, наконец, её руку и достал ключ. Ржавые петли давно не знали смазки, и створки подались с протяжным стоном усталости, тяжело заворчав, как потревоженный пёс.
Внутри башни было темно, пахло затхлостью и сыростью. Они оказались уже где-то под землёй в лабиринте пещер, которые уходили от замка прочь в недра горы. Вверху, под потолком, маленькие окна-бойницы пропускали скудные нити света, которых едва хватало, чтобы в полумраке проступили очертания большого зала.
Кайя так и осталась стоять на пороге, глядя с удивлением на то, как Эйгер прошёл вдоль стены, зажигая светильники, и зал наполнился призрачным светом.
Неужели он и правда оставит её здесь? Неужели прикуёт цепью?
Но вокруг не было никаких цепей. В центре стоял каменный стол, напротив него на витых ножках, украшенных золотыми цветами и листьями, две больших чаши, рядом — две поменьше.
Глаза постепенно привыкли к полумраку, и Кайя огляделась вокруг — большая пещера с полукруглым куполом, стены испещрены витиеватыми рунами, пол засыпан белым песком, где-то капает вода…
Эйгер распахнул старые двери настежь и ещё одни, напротив, за которыми зияла чернота коридора, уходящего внутрь горы. По залу потянуло сквозняком, разогнавшим тёплую подземную сырость.
Пришёл Оорд, принёс свечи, свёртки, нож, сушёную траву и небольшой ларец. Он стал раскладывать это всё на столе, и Кайя поняла — это же ритуальная башня! Она слышала о такой от Наннэ.
Оорд готовился к ритуалу, и, очевидно, что частью его будет Кайя.
Её прошиб холодный пот. От сквозняка, разгулявшегося в зале, и страха, она совсем не чувствовала ног. Глядя на огромный нож из обсидиана, в чёрной глади которого, казалось, можно было утонуть, она вспомнила разом все те ужасы, что рассказывали о чудовище из Лааре в Обители, что говорил отец и Дарри. Вспомнила разорванные тела в Брохе, руку с чёрными когтями и стала молиться. Единственное, чего ей хотелось — если её убьют, чтобы это произошло быстро. Жаль она не умерла в том лесу!
В большой чаше запылал огонь, в малую налили воды, ещё в одну Оорд положил горный хрусталь. А в последней задымились травы. По аромату Кайя различила можжевельник, полынь, чабрец и другие из тех, что жгла старая Наннэ, когда молилась своим богам.
— Подойди сюда, — Эйгер стоял рядом со столом напротив чаш и Оорда, который успел надеть на себя что-то, похожее на чёрную мантию. — Не бойся, это не больно.
Ноги не слушались, сделались совсем ватными, и Кайя, не чувствуя под собой пола, подошла. Голос Эйгера доносился издалека, словно прошёл по всем лабиринтам этих древних пещер, прежде чем коснулся её уха.