Ледяной Ирис

Серебрянская София

– Юг островов потонет в хаосе, люди, лишившиеся защиты своего правителя, возьмутся за оружие. Кто-то уйдёт к востоку или западу, кто-то – на север. Но разве вы не видите, каковы те, кто может стать правителем вместо вас?

Тэцуя Шинджу молчал – и, не дожидаясь его ответа, ночной гость вновь заговорил. Слова его были окрашены яростью, несмотря на то, что голоса он не повышал:

– Сами взгляните: семейство Шукима, чей глава – прохвост и разбойник. Разве когда-то он позволял себе вести войну честно?! Нет – он нападал на тех, кто не мог защититься, на простых людей, пока те сами не соглашались перейти на его сторону, дабы сохранить своё имущество, жизни свои

и своих семей. Те, кто был прежде верен вам, знали: вы никогда не опуститесь до такого, не позволите себе разорять земли врага. А правитель Востока, последний из рода Кадани?! Он не женат, и не имеет наследников; после его гибели война бы разразилась снова, но уже среди его приспешников. Даже если предположить, будто он сумеет найти себе супругу, взгляните на него: он слаб, не способен даже защитить того, с кем заключил союз, и это в его собственной резиденции! Тот, кто не видит даже того, что творится у него под носом, не сумеет воспитать достойных детей. Вы же, пусть и стары, но имеете двух взрослых дочерей; они способны подарить стране наследников. Более того, вы желаете не власти над островами, но мира в этой стране; потому я на вашей стороне, а не на чьей-либо ещё.

Господин Шинджу молчал. Да и что бы он мог сказать, если ночной гость будто по лицу читал каждую мысль, что возникала в его голове? Оставалось лишь кивнуть, соглашаясь с ним.

– Пожалуй, ты прав. Нужно помочь югу, пока не поздно: надеюсь, я сумею остановить беспредел, что рано или поздно возникнет при отсутствии того, кто установит законы.

Ночной гость кивнул, направляясь к балкону. Его лёгкие, будто летящие движения роднили его с чем-то нечеловеческим, тем, что свойственно духам и призракам. А может, он и был или тем, или другим – повелитель западных земель не знал. Знал он лишь то, что сейчас гость бесшумно юркнул на балкон – и исчез в ночной темноте, будто его и не было.

Ранее Сибори всегда полагал: сны, эти порождения человеческого сознания, приносят облегчение и покой, помогают забыть о дневных заботах, на время растворившись в ином мире, там, где нет прежних печалей и тревог. Но сегодня сон не принёс долгожданного покоя и темноты, в которой нет чувств и мыслей.

Мнимый колдун стоял на уходящей вдаль дороге, по обе стороны которой высились ряды одинаковых то ли колонн, то ли высоких деревьев. Точнее он не мог сказать потому, что вершины их окутывал густой туман, и виднелись лишь толстые округлые стволы, уходящие в белую пелену.

Сибори не совсем понимал, что это за дорога и как он оказался на ней: сны часто крадут воспоминания, и воспринимать их, как явь, дано далеко не каждому. Лис стоял и смотрел вдаль, не чувствуя ни тепла, ни холода, не чувствуя собственного тела, как если бы он вдруг его лишился; лишь тишина, полумрак – и длинная дорога, теряющаяся в тумане. За туманом не видно неба, не видно в нём и земли: ноги утопают в серо-белой массе, походящей на грязный снег.

Неуверенно сделав шаг вперёд, Сибори остановился и присмотрелся, пытаясь понять: есть ли здесь ещё кто-то, кроме него, или он один на один с этой дорогой, туманом и странными деревьями, походящими на колонны. Густой туман оседал на коже и, казалось, сам шевелился, как живое существо со своими помыслами.

В тумане мелькнула тень – и Сибори немо уставился на неё, не зная, друг то или враг. Мало ли, какие порождения неведомых миров могут явиться во сне? Но вот туман будто расступился, позволяя лису увидеть лицо приблизившегося человека – и он узнал Шигэру.

Пару мгновений они смотрели друг на друга: Сибори, ещё не сумевший побороть оцепенение, и его

укоризненно глядящий возлюбленный. Впервые в этих глазах виделось осуждение – и это било куда больнее, чем всё, что было прежде.

– Шигэру, я… - мнимый колдун сделал шаг вперёд, протягивая руки к призрачному образу. Но тот печально покачал головой и коснулся своих губ, будто не желающих больше размыкаться. Не сказав ни слова, Шигэру отвернулся и побрёл прочь. Туман за ним смыкался, и можно было увидеть лишь удаляющуюся тень.

– Постой! Подожди! – Сибори бросился вперёд, сквозь туман, не видя ничего и никого, кроме уходящей тени возлюбленного. Он бежал – и не приближался ни на миг. Туман будто мешал ему, облеплял с головы до ног, будто паутина, затягивал, как болото…

Сделав ещё один рывок, Сибори замер: больше не было и той тени, что ему случилось увидеть. В надежде он сделал ещё пару шагов вперёд – и туман развеялся. Теперь он видел: дорога уходит куда-то вдаль, за возникший горизонт. Она пуста: на ней нет ни других людей, ни следов их присутствия… Ни Шигэру.

Лис почти никогда в своей жизни не плакал, и уж тем более – не просыпался в слезах. Но в этот раз, открыв глаза, он понял: по щекам, как и до того во сне, катятся солёные капли…

========== Глава XXXI: Старуха ==========

Тэцуя Шинджу мерил шагами балкон своего дворца, пытаясь решить, как именно надлежит поступить в сложившихся обстоятельствах. Вторгнуться, как он пообещал ночному гостю, в южные земли? Но кто сказал, что он не встретит сопротивления, особенно со стороны других правителей, которые всенепременно решат завладеть осиротевшей землёй.

Неужели эти глупцы так жаждут войны? Владыка Запада не знал, кто именно приказал лишить жизни сына Курокавы, но не сомневался: этот кто-то всенепременно в ближайшее же время подомнёт обезглавленные южные земли под себя. Что же до южан… Им всё равно, кому служить, и, вернее всего, они присягнут тому, кто первым пообещает им защиту. Законный владыка той части островов мёртв, и нет ничего дурного в том, чтобы взять не способных о себе позаботиться людей под своё покровительство. Пообещать им прежний уровень налогов и те же законы, что царили при Курокаве-старшем, и вряд ли они воспротивятся. Но что скажут другие правители? Может ли статься, что тщательно хранимый нейтралитет распадётся, и вновь придётся воевать с не желающими мира глупцами, что смеют именовать себя правителями?..

– О чём ты беспокоишься, отец? – певучий голос Белой Жемчужины вырвал правителя Запада из тяжких раздумий. Он мигом напустил на себя приличествующее равнодушие:

– Ты уже не глупое дитя, Широми. А значит, должна знать, что без нужды не имеешь права заговаривать ни со мной, ни с другими старшими, особенно – с мужчинами.

Чуть виновато склонив голову, девушка закрыла глаза. Господин Шинджу лишь устало выдохнул: порой ему приходилось быть суровым со своими дочерьми, но причиной тому было лишь стремление воспитать их, как достойных будущих жён и матерей. Чуть смягчившись, он всё же спросил:

– Или, быть может, есть нужда в этом разговоре?

– Ты беспокоишься, отец, - шепнула Широми, всё так же не поднимая слишком светлых глаз. – Я лишь хотела узнать, что могло тебя так встревожить.

Будь Белая Жемчужина сыном, а не дочерью, Тэцуя Шинджу, быть может, и поделился бы с ней своими планами. Но чем ему поможет юная девушка, вряд ли даже знающая о том, что ныне творится на юге островов? Да и откуда бы ей знать? Даже если в городе твердят о случившемся, Широми и Куроми всё равно не покидают резиденцию; со слугами же они общаться не станут.