Ледяной Ирис
Шрифт:
– Почему же ты не смогла с ним увидеться? – удивилась Куроми. – Только не говори, что он мог тебя бросить!
Губы Белой Жемчужины изогнулись в улыбке: непосредственность сестры порою казалась ей забавной и детской, не совсем приемлемой для взрослой юной особы, коей являлась вторая дочь повелителя Запада. Прерывая поток слов, Широми положила руки на плечи черноволосой сестры:
– Ему пришлось уехать. Очень далеко. Но, думаю, он вернётся. Я подарила ему свой амулет на прощание, чтобы моя любовь даже в пути была с ним.
– Ах, как это грустно! – всхлипнула Широми и прикрыла рот ладонью. – И ты даже не знаешь, когда
Снова лились из уст Чёрной Жемчужины всё новые и новые предположения. Широми лишь тихонько рассмеялась, и Куроми примолкла, сообразив, что не изменит возможной беды своими словами. Белая Жемчужина с улыбкой произнесла:
– Всё легко исправить: если представить перед отцом дело так, что амулет потеряла ты, а не я. Ты была на глазах у слуг всё это время, и тебя ни в чём не заподозрят.
– А ведь верно! – радостно воскликнула Куроми, стягивая с шеи перламутровый цветок на тонкой цепочке. – Вот, возьми! Мне не опасно будет сказать, что амулет потерялся, отцу. Бери, бери!
– Спасибо тебе, Куроми, - мягкая улыбка не сходила с губ девушки: такой реакции она и ждала от доверчивой и спокойной сестры. Но с лица Белой Жемчужины всё ещё не сходила тревога, и долго ещё, даже тогда, когда сестра уснула, Широми вглядывалась в темноту ночи, будто ожидая чьего-то появления.
Формально никто не лишал мнимого колдуна свободы. Тем не менее, Сибори не ввело в заблуждение то обстоятельство, что приказали ему оставаться не в тёмном подземелье или тесной клетке, а в обыкновенной комнате: сейчас он находился в резиденции Кадани на правах пленника.
Пусть наивные слова служанки и помогли ему, но до конца не искоренили подозрения владыки Востока. Стоило отдать должное этому мужчине: лишь недавно перестал дышать его любимый человек, а здравомыслие уже вернулось к нему, будто и вовсе не покидало. Но это совсем не было на руку мнимому колдуну: требовалось найти подход к господину Кадани, вывести его из равновесия, дабы он поддался влиянию Сибори.
– Будь осторожен, - прошелестел чуть слышный голос, и Сибори вновь обернулся. Он уже почти успел привыкнуть к тому, что во снах и наяву ему является Шигэру, и уже даже не боялся так, как прежде.
– Тебе что-то нужно? Ты не приходишь просто так.
– Я хотел… спросить тебя, - будто подбирая слова, Шигэру примолк, и знакомая тяжёлая ладонь, тёплая и живая, легла на плечо. – Пообещай дать ответ так же честно, как я всегда отвечал тебе.
– Смотря какой вопрос ты собираешься задать, - поморщился Сибори. Пусть он и не до конца верил в духов и им подобные явления, но прекрасно помнил те суеверия, что утверждали: никогда ничего не обещай мёртвым, не зная, чего именно они хотят у тебя попросить.
Шигэру присел на пол рядом. Печально улыбнувшись, он спросил:
– Сибори, ты любишь меня?
Столь неожиданно прозвучал из уст мёртвого этот вопрос, что лис вздрогнул; снова кольнуло сердце уже успевшей было утихнуть болью. Любовь… то самое глупое слово, та цепь, что он стремился разбить, покидая нищую хижину на окраине деревни.
– Почему ты спрашиваешь?..
– Дай мне ответ, Сибори. Ты любишь меня?..
Нетерпеливый голос оборвался так же неожиданно, как возник, и Сибори недоумённо огляделся. Вновь, как
Но продумать свои слова у Сибори больше не было возможности: на пороге комнаты показался сам владыка Востока, чьё окаменевшее от горя лицо, походящее на посмертную маску, не предвещало ничего хорошего.
========== Глава XXVIII: Правда и ложь ==========
Лис молчал, не двигаясь и даже не пытаясь бежать; молчал и владыка Востока, чуть склонивший голову и будто размышляющий о чём-то. Уже дважды он открывал рот, намереваясь спросить что-то, и тотчас же обрывал слова, уже почти успевшие вылететь на свободу из плена. Где-то снаружи мерно шелестели цикады, и лишь этот звук нарушал тишину комнаты; прислушаешься – и, кажется, сумеешь расслышать, как догорает масло в лампе.
– Кто ты такой?
Любого вопроса ожидал Сибори – но не этого. Памятуя, что не следует пока ещё выходить за рамки своей роли, мнимый колдун заговорил. Сейчас он не улыбался, понимая: жизни может стоить даже тень улыбки.
– Я был рождён духом этой земли многие года назад; не так давно я получил возможность обернуться человеком, и решил использовать эту способность…
Договорить лису не позволили: прежде, чем он закончил фразу, по лицу размашисто прошёлся кулак. Еле удержавшись на ногах, Сибори покачнулся. Снова они замерли, точно два хищника, примеряющихся друг к другу и выжидающих тот миг, когда можно будет наброситься на противника снова. Лис и раненый тигр.
– Последний раз спрашиваю, и больше не потерплю лжи. Отвечай: кто ты такой, и каким образом ты связался с семьёй Шинджу?!
Лис вдохнул и выдохнул, стараясь не замечать того привкуса металла, что возник во рту: из разбитой губы текла кровь, и этот вкус на языке отнюдь не способствовал спокойствию и гармонии. Скрестив руки на груди, он горько усмехнулся:
– В чём-то ты прав, но во многом и ошибаешься.
– Вот как? – нахмурился Сабуро Кадани, и его лицо ещё сильнее стало напоминать статую, высеченную из мёртвого камня: такое же холодное и безразличное ко всему. Сибори знал, что этому человеку ничего не стоит зарубить его прямо сейчас. Но постепенно возвращался прежний азарт, желание обмануть, обвести вокруг пальца этого сильного и умного мужчину. Ведь разве может принести сладость победа над дураком, коим был повелитель южных земель? Одолеть тигра – вот истинная сладость.
– Я родился в землях, что тогда были подвластны Курокаве, в семье лекаря. Говорят, что мать моя явилась к людям из леса, но я не знаю, кем она была: я почти и не успел узнать её, когда жители деревни, решив «спасти» отца от околдовавшей его лисицы, ворвались в наш дом. Отец и я тогда сумели бежать; мать осталась, чтобы остановить жителей. Больше я не видел ни нашего дома, ни мою мать: толпа забила её насмерть камнями, как дикого зверя.
Кажется, тигр успокаивался: он вслушивался в речь Сибори, и лишь изредка позволял себе пошевелиться. Понимая, что ему удалось завладеть вниманием Кадани, решившего, что сейчас испуганный лис откроет ему всю правду, мнимый колдун продолжал: