Ледяной клад
Шрифт:
– Нет, нет! Я живу в собственном доме вашей матери, - возбужденно заговорила Мария, особенно нажимая на слова "в собственном доме". - Я не растратила ни одной копейки с вашей сберегательной книжки. Со всеми начисленными процентами вы можете получить свой вклад обратно. А двенадцать тысяч, которые вы задолжали своей матери, не трудитесь переводить мне, не нарушайте бюджета своей новой семьи - никаких ваших денег я не возьму. Что же касается переезда мамы к вам, в Москву, прошу: возьмите ее как можно быстрее. Это единственная моя просьба, единственное, что заставляет меня разговаривать с вами. Я считала бы позором для себя стремиться стряхнуть со своих плеч беспомощного, старого человека, больного. И не стала бы ради этого разыскивать вас. Но если мы встретились, и вам, а не мне хотелось, чтобы у нас состоялся
Анатолий сидел, низко опустив голову. Мария с полной отчетливостью угадывала: начиная свой извилистый разговор, он ожидал другого - сообщения, что Елизаветы Владимировны уже нет на свете. И еще. Он сказал: "Мир тесен". Ему нужно было знать, как он должен будет держать себя при следующей встрече, если она вдруг опять состоится. Не всегда встречи бывают возможны только так вот, в гостинице, и с глазу на глаз.
Неизвестно, что может наговорить о нем посторонним людям женщина, считающая себя оскорбленной.
– Видишь, Марочка, - не поднимая головы, сказал Анатолий, - как повернулись против меня же все мои слова. Ты бьешь меня ими точно плетью по лицу. Разговор о деньгах - предмет всегда самый щекотливый. Но я предложил их тебе с чистой совестью, и я не вправе согласиться с тобой. Ты должна взять деньги. И двенадцать тысяч, и те, что были в сберкассе записанными на твое имя. Двенадцать тысяч сразу я не заплачу, но я их все равно заплачу. Это естественно и само собой разумеется. Марочка, не спорь и не отказывайся. А маму... Маму я очень люблю... Но взять ее к себе сейчас я никак не могу. Это физически невозможно. Ты не представляешь, как у нас тесно! Жена старший преподаватель в институте. Она дома готовится к лекциям. Я все еще работаю над своей диссертацией. Детишки кричат, мешают. Что будет тогда еще? Ее, наконец, не пропишут на нашу площадь! Это площадь жены. А в Москве жесткие правила прописки. Марочка, тысячи осложнений... Это разрушит весь уклад нашей семьи. Жена мне этого не позволит сейчас... Марочка, она ведь даже не знает, что у меня есть мама...
– Ты жене своей уже сказал, что мать умерла! - закричала Мария. Подлец!
– Нет!.. Нет!.. - Губы Анатолия побелели. Мария видела, что попала не в бровь, а в глаз. - Нет, Марочка, нет... У нас просто не было об этом с женой разговора... Марочка, хорошо, дай мне срок. Я все обдумаю, сделаю... Переговорю с женой... И сразу же отвечу тебе, как только вернусь в Москву. Куда тебе написать? Куда, Марочка?
– Мне не хотелось бы давать вам свой адрес, Анатолий Данилович, тяжело и медленно сказала Мария. - Тем более не хотелось бы давать вам свой адрес, что я не верю вам совершенно. Вы не напишете. Или напишете пустые слова. Но хорошо! Через месяц я снова буду в Красноярске. Пришлите мне сюда ответ, на главный почтамт, до востребования. Больше ни звука я не скажу вам о маме. Ей будет у меня хорошо. Прощайте! Уходите. Счастливо вам долететь! Надеюсь, что мы летим действительно не вместе с вами.
Анатолий поднялся. Он был мрачен. Беспомощно помотал в воздухе рукой, понимая, что Мария все равно ее не пожмет.
– Ты не была раньше такой жестокой, Марочка, - сказал он, готовясь уйти. - Что же, прощай! Когда я увидел тебя, я не думал, что между нами может произойти такой разговор. Он мог бы быть и человечнее. Видимо, в проклятую минуту согласился я полететь на этот Читаутский рейд!..
Стены поплыли перед глазами Баженовой. Глухотой заложило уши.
– На Читаутский? - с усилием выговорила она.
– Да, - Анатолий понял все. - Ты там работаешь? Тоже летишь туда?
И после этого они долго молчали.
Сквозь толстые стекла очков Анатолия Мария видела его невозможно большие и глубокие зрачки, наполненные словно бы остановившейся, замершей мыслью. Думать связно, последовательно не могла и она. Все как-то сразу перекосилось, переиначилось, приобрело другие значения и величины. В какую действительно проклятую минуту решил полететь к ним на рейд Анатолий! И зачем?
Да, конечно, он и есть тот самый "консультант ЦНИИ", о котором еще сегодня утром говорили в тресте: "Тянут, волынят, никак столковаться не могут, кого именно послать к вам, на Читаут. По очереди называли нам двух профессоров. Дай бог, чтобы приехал доцент. А вернее, заявится просто какой-нибудь аспирант, писать диссертацию..." Вот он и "заявился".
– Вам следует отказаться от этой поездки, - проговорила Мария, постепенно освобождаясь от чувства ошеломленности.
Нужно было искать какие-то надежные решения.
– Вы должны немедленно вернуться в Москву!
Слабо шевеля половиной рта, Анатолий все так же глядел прямо в ее лицо своими неподвижными, без мысли, глазами.
– Да... - невнятно, наконец, выговорил Анатолий. - Это бы лучше... Но как я это объясню в институте?
– Начальству и жене вам это будет легче объяснить, чем объяснить самому себе, зачем вы теперь поедете на рейд. Вы понимаете, что мы не можем находиться там одновременно?
И опять оба они замолчали. Несколько раз Анатолий поднимал правую руку, делал ею в воздухе круг и опускал опять. Губы у него беззвучно шевелились. Потом он заговорил. Громче, тверже:
– Нет, Марочка, нет... Это невозможно... Это не будет понято ни в институте, ни здесь, в тресте. Это повредит моей репутации... Дана уже радиограмма на рейд, подготовлен специальный самолет... Завтра с утра мы совещаемся с Анкудиновым, главным инженером треста. Все это к тому же мне очень нужно и для диссертации - я так с ней затянул! Ведь только потому я и согласился. Об этом знают в институте. Мне дали не простую, а научную командировку. Нет, нет, изменить ничего нельзя!
– Надо изменить!
– И разве это не нужно там, у вас на рейде?.. Зачем же тогда запрашивали институт? Я много работал именно над проблемами зимнего отстоя леса. Я могу принести пользу. Нет, я никак не могу вернуться... А с тобой, Марочка, как говорят дипломаты, мы найдем модус вивенди...
Мария пыталась проникнуть в глубины его темных, больших зрачков, фантастически увеличенных очками.
– Это нужно только для вашей диссертации или это действительно будет полезно, необходимо для дела? Лететь вам на Читаут! А вы сможете войти там в свой дом? Он - ваш! Ваш! Он на ваши деньги был построен на Урале, а потом куплен здесь. Вы сможете, способны будете в этом своем доме прямо в лицо своей матери сказать, что не желаете взять ее к себе? Вы можете, способны забыть и о том, что после вашего отъезда с рейда ваша бывшая жена будет на людях сгорать от стыда, потому что там, на рейде, тогда ничего уже не скроешь?
– Это ужасно, Марочка, все, что ты говоришь! Ужасно своей оголенностью, - забормотал Анатолий. - У меня совершенно не было таких мыслей. Я думал только о главном: я должен делу помочь.
– В чистом деле обойдутся без грязных рук!
Он вдруг сорвался на тонкий, заячий крик:
– Как ты смеешь все время изображать меня подлецом! Видеть во мне негодяя! Ты мстишь мне за свою собственную оплошность! Но я тоже человек. И я гражданин. Я не позволю бесконечно наносить мне оскорбления. Виновной во всем была только ты. Я снял с тебя вину, назвал это бедой, нашей общей бедой. Так тебе и этого мало? Ты хочешь сделать виновным только меня! Во всем, во всем! Хорошо, я принимаю бой, - голос Анатолия стал звонче, злее. Позорь меня, бесчесть меня везде и всюду, где только ты захочешь. Но помни: грязь, которую ты хочешь публично бросить в меня, как бумеранг, вернется к тебе же. А я останусь чист. Потому, что я чист. И нравственно и перед законом. Моя диссертация не липа, не фальшивка. Это серьезная научная работа, она необходима, полезна государству. И я войду в свой дом, потому что нет ничего зазорного дать крышу над головой своей матери за деньги, заработанные честным и своим трудом. И я попрошу прощения у матери, потому что перед нею я виноват. И я не попрошу прощения у тебя, потому что виновата передо мною ты. Я полечу на Читаутский рейд во имя интересов дела. Кроме тебя, никто еще не называл меня бездарностью. И я либо спасу замороженный в реке лес, либо предотвращу бесцельную трату денег!