Ледяной поцелуй страха
Шрифт:
— Сделала бы аборт, потом бы совсем родить не смогла. Искалечила бы себя на всю жизнь. Молодая, дура.
Послышался пронзительный звук, будто резко сдвинули стул. Настя отпрянула от двери, подумав, что мать сейчас выйдет и застанет ее подслушивающей. Но нет, в кухне раздались шаги, так, будто мама ходила от стены к стене. Чиркнула спичка, и затем едкий запах сигаретного дыма просочился в коридор.
— Если бы я была дурой, не вышла бы замуж так удачно! Смотри, что у меня есть! Я весь мир повидала! Я ни в чем не знаю
— Получила шмотки и престиж, но потеряла дочь, — с какой-то злостью сказала вдруг бабушка. — Ты же ее не растила! Не вставала по ночам, не возила в поликлинику. Ты сбросила ее мне как котенка, новорожденную, и усвистела в свои заграничные страны.
— Ты сама ее у меня забрала! — перешла на крик мать, и бабушка громко шикнула:
— Тише, разбудишь Настю.
— Ты же сама…
— А не оставлять же ее было этим… Жила бы у них девчонка, как сирота, затюкали бы ее. Никто бы ее там не любил! Мамаша его такая же, как ты, — ее только шмотки и танцы интересуют!
— Мама! Прекрати!
— Что, правда глаза колет? Не знаю, где я так прокололась… Все, что могла, тебе отдавала. Да, видимо, недостаточно.
— Ты растила меня в нищете! Без мужа!
— Зато в любви! Как и Настасью. А там она была бы брошена. Растили бы ее все эти няньки… А я родная! Ращу в любви! У нас ни в чем нет недостатка.
— Я вижу! Ты ее наряжаешь, как и меня, в эти ужасные плиссированные юбки и старые кофты! Будто я вам подарков не присылаю!
— Подарками откупиться пытаешься. А сама дочку четыре года не видела. Она тебя даже не помнит! И теперь говоришь, что забрать хочешь…
Голос бабушки дрогнул. И следом за этим раздались всхлипывания.
— Ма, прекрати, — послышался уже со смягченными интонациями голос матери. — Ма…
— Ты ее даже в школу не отводила. Ты даже не…
— Мама!
— Она же родилась и привыкла тут! У нее подружки! У нее…
— Что из нее тут вырастет? Ты видела, в каком виде она вчера вернулась из школы? Оборванная, грязная, с разбитыми коленками. И ты говоришь, что воспитываешь ее? Что, ей тут будет лучше? Я дам ей воспитание! Отдам в элитную школу в Лондоне. Она будет разговаривать на нескольких языках. Будет вхожа в высшее общество.
— И вырастет такой же бабочкой, как ты. Красивой снаружи и пустой внутри.
— С тобой бесполезно разговаривать! — в гневе выкрикнула мать. Настя едва успела отпрыгнуть от двери и юркнуть в ванную, потому что дверь резко распахнулась, и из кухни решительным шагом вышла мать. Она проследовала в ту комнату, где, оказывается, сидел, а не спал, в ожидании окончания разговора отец.
— Эдуард!
Бабушка так и не вышла попрощаться. Настя, воспользовавшись моментом, проскользнула в свою комнату и легла в кровать. Когда мама зашла к ней, девочка притворилась спящей. По щеке прохладно скользнули губы, обдало сладким запахом духов, который на этот раз уже показался противным. Настя затаила дыхание. Мама еще задержалась на секунду у ее кровати, а затем вышла.
Девочка услышала стук захлопнувшейся двери, подождала для верности немного, а затем выскользнула из кровати. Бабушка сидела у окна и, глядя на темную улицу и ничего на ней не видя, плакала.
— Ба… — Настя подошла сзади, обняла бабушку и крепко прижалась щекой к впитавшей в себя кухонные запахи байке домашнего халата. — Ба, я никуда-никуда не поеду! Никуда!
Бабушка лишь похлопала ее по руке — то ли одобряя, то ли успокаивая, но ничего не сказала.
Андрей с Никитой уже ожидали их в столовой за тем же столиком, что и накануне.
— Все то же, что и вчера, но свежее, — прокомментировал Андрей, указывая взглядом на лотки с едой. Полина взяла чистую тарелку, но Настя вдруг, миновав ряд столов, направилась к видневшейся в противоположном конце зала двери. По пути она расчехлила камеру и сделала несколько снимков, направив объектив на стойки с едой, в пустой угол, а затем сделала обзорный снимок всего зала. Полина шепотом пояснила Андрею, для чего все это.
— Хорошо бы еще скинуть снимки в ваш компьютер и как следует рассмотреть тот, на котором видны какие-то люди, — ответил мужчина, ставя перед сыном тарелку с гречневой кашей и омлетом. Никита, мельком окинув горку рассыпчатой крупы, скривился и заявил, что желает завтракать печеньем. Андрей твердо заявил, что печенье будет только на десерт. Никита закапризничал. Отец вздохнул и, бросив на Полину извиняющийся взгляд, наклонился к сыну и принялся что-то ему вполголоса говорить. Девушка поставила тарелку на стол Андрея и отправилась к Насте.
— Ну что? — спросила она у подруги, делавшей снимки огромного разделочного стола с поверхностью из нержавейки. Взгляд скользнул по помещению, отметив пару работающих промышленных холодильников и корзину с немытыми фруктами, поставленную на отдельный, уже небольшой, стол.
— Да пусто! Хотя все оставлено так, будто помещение покинули минут десять назад. Холодильники работают, продукты в них, похоже, свежие. Я даже глянула даты на пакетах с молоком: сегодняшнее.
— Сегодняшнее? — переспросила Полина. — Получается, сюда кто-то еще и привозит продукты с фабрики, которая должна находиться поблизости. И этот завоз был утренним.
— Молоко могли разлить и вчера, но даты проставить сегодняшние. Не знаешь, что ли, как это может делаться? — пожала плечами Настя. — Но ты права в том, что продукты должны были привезти. Как — мы это не видели, потому что искали дорогу.
— Привезти и разгрузить продукты — это тебе не тетрадь подкинуть… Скорей всего, это и правда сделали в наше отсутствие. Есть тут что еще интересное?
Подруги прошли в соседнее помещение и увидели две огромные плиты. Огонь зажжен не был, но поверхность одной из плит оказалась теплой.