Ледяной телескоп
Шрифт:
Перетаскивая мелкую кладь, я прислушивался к разговору.
– …Выходит, как я понял, мы полетим не на ракете? – тоскливо допытывался Кобальский.
– Нет! – решительно заверил его Георгий Николаевич. – Хватит и тех двух, на которых вы пытались улететь. Отдадимся-ка на этот раз во власть самого простого и давно испытанного способа. Очень жаль только, что так нелепо погиб опытный Гамм. Но попытаемся! Я уверен, что на знания и тонкое чутье Бета положиться можно. Так вот. Полетим мы на самолете! Мы сейчас привезли раз в сто уменьшенную копию реального поршневого самолета, который достаточно прост в управлении и надежен в полете.
– То есть, – в недоумении пожал Кобальский плечами, – вы привезли
– Не модель, мой друг, а копию. Ко-пи-ю!.. Уменьшенную копию, созданную при помощи масс-голографа.
– Значит, та, другая линза, – радостно воскликнул Кобальский, – и есть уменьшительная линза? И Станислав-Зеро научился с ней работать?..
– Да, очевидно, – с удовлетворением подтвердил его мысль Георгий.
– А мы, парни из «алфавита», даже и не знаем, что Зеро работает и с уменьшительной линзой.
– Не обижайтесь на него, Эпсилон! – мягко попросил Георгий. – Чего уж хорошего ждать, когда все знают все. И все умеют. Пусть уж он один…
– Да, да… – собственным мыслям рассеянно кивнул Кобальский. – Мы бы все, все ребята из «алфавита», могли бы непосредственно знать, что он работает с уменьшающей линзой и что именно создает… Но – увы! – наша сердечная связность уже сильно ослабела. Теперь мы все заняты только своим личным опытом. А об опыте друг друга только смутно догадываемся»…
– И кстати! – вспомнил Георгий. – Тот самолет, на котором мы полетим, получится усовершенствованным. С прекрасными глушителями.
– Но лететь на самолете!.. – ужаснулся Кобальский, забегая перед медленно, взад-вперед вышагивающим шефом. – С ума сойти!.. Самолет над пограничными водами запросто могут сбить!
– Разумеется, мы полетим не сейчас, а поздно вечером. Полетим низко над морем, очень-очень низко.
– Но здесь опасно до вечера оставаться! – вскипел Кобальский. – Подумать: целый день на виду у…
– У неба, – уверенно заметил нумизмат. – Посреди двух пустынь.
– Ну я не думал, что вы так неосторожны, шеф.
– А я не предполагал, что вы так наивны, Кобальский, – властно прервал нумизмат фотографа. – Вы что, так себе это и представляли: сначала мы на самолете будем разгуливать под облаками, а потом среди бела дня пересечем границу?
– Ночь не скроет самолет от локаторов… – скулил Кобальский. – Опять не то!.. Ох, засели мы тут, кость от кости!..
– Мы полетим низко над морем, очень низко. Когда станет темно. И потом, нельзя же лететь без Станислава и Иннокентия.
– Я понял, – больше для виду возмутился Кобальский, – вы, шеф, не доверяете «алфавиту»!
– Друг мой, всецело доверяю! И я, конечно, вас понимаю, Эпсилон: вы торопитесь в спокойной обстановке восстановиться как следует. Кстати, как вы себя чувствуете?
– Отлично, шеф! Думаю, отлично выдержанное вино!
– Ну с богом! – улыбнулся Георгин-нумизмат. – Кобальский, какие у вас есть соображения: почему до сих пор не появились здесь Станислав-Зеро и Иннокентий?
– Ну, может быть, опять какие-нибудь неприятности с Большим Кешей. Из-за этой гнусной кочерыжки, я считаю, не улетели мы и во второй раз, на большой ракете… Вам трудно представить, что с нами стряслось! Ракета из-за него потеряла равновесие. Ведь в кочерыжке больше двенадцати тонн весу! Да и ростом он около десяти метров… Он испугался высоты, что ли… Ему сдуру показалось, что едва-едва оторвавшаяся ракета стала заваливаться на бок. Чтоб, как он думал, восстановить равновесие, он сместился с центра тяжести… Дальше – больше… И пошло, и понесло нас мотать! Ракета действительно в конце концов потеряла равновесие… – Кобальский тяжело вздохнул: – Все-таки толстяк – двойник старого, пожилого человека. Возможно, Иннокентий Павлович Уваров прекрасный гомеопат и нужный для нас человек, но все-таки брать его
– А они не пытались коротышку поставить за линзу? – спросил нумизмат, взглянул в мою сторону и почему-то осекся.
– Старый гомеопат не так глуп! Не менее смекалист и кочерыжка. Да, буквализм в копировании – большой недостаток…
– В том-то и дело. Да и вообще: разве можно прибегать к таким варварским способам, чтоб только избавиться… – брезгливо проговорил нумизмат и тут же переменил тему разговора: – Я бы хотел взглянуть на телескоп, на котором, сдается, вы все если не помешались, то близки к тому.
Они повернулись к неподалеку лежавшему телескопу.
– Он что, позолочен?
– Нет! – охотно пояснил Кобальский. – Просто он такого необычного ярко-желтого цвета… Мерзавец! – круто обернулся он ко мне. – Это, конечно, ты обнажил объектив? Везде сует нос. И не смей за нами шляться!..
Они, как самоуверенные собственники, неторопливо пошли к телескопу. Альф и Бет были заняты двумя сумками, все еще зарывали их.
Я быстрым шагом отправился к исполинскому автомобилю, который стоял метрах в четырехстах от телескопа. Цвет автомобиля за ночь сильно переменился. Прежде он был, как и мой, коричневого цвета, а теперь приобрел ядовито-оранжевый оттенок. Он слегка разрушился, осел, сохранив еще прежние очертания. Подойдя ближе, я увидел, что теперь это были всего лишь глиняные обломки потрескавшегося, расколовшегося монолита, готового рухнуть и обратиться в бесформенную груду. Кое-где еще виднелись тускло поблескивающие, с виду металлические части. Изредка некоторые из них с какого-то мгновения прямо на глазах начинали быстро словно бы ржаветь, и та же деталь, не изменяясь в конфигурации, превращалась в формованный кусок плотной, сухой глины. Стекла, там, где еще торчали осколки, были уже совершенно непрозрачными.
Я подбежал к исполину, лежавшему недалеко за автомобилем. Подошел к его голове. Его волосы были покрыты коричневатым налетом. Я тронул один, толщиной со спичку, волосок. Он сломался, упал и рассыпался на мелкие глиняные штрихи.
Исполин открыл глаза.
Я в недоумении спросил!
– Что с тобой происходит?
– Я очень простыл вчера, – прошептал он. – Мне нездоровится…
– Что ж, – печально спросил я, – и твоему автомобилю «нездоровится»?
– Не знаю…
– Ты просто очень устал. Лежи, пожалуйста, спокойно. Отдохни. Мне жаль, что ты…
– Перестань! – прошептал он. – Я буду жив, пока жив ты.
«А когда умрешь ты, – неосторожно подумал я, – умру и я?..»
– Нет, – уверенно, твердо сказал он, и на его лице появилась тень улыбки, – мы будем жить. Долго. И не так уж мы с тобой плохи! – прошептал он. – Вовсе нет!..
Мало что видя перед собой, я побрел к автомобилю моего двойника, чтоб обдумать, как извлечь из него свой.
Я часа три провозился в развалинах циклопического автомобиля, пытаясь вызволить свой, настоящий. В сравнительно тонких глиняных стенах надо было пробить три бреши, из ломаных плиток сделать настил, прокатить автомобиль через бреши и столкнуть его… В принципе я на нем еще мог уехать.