Ледяные небеса
Шрифт:
Под проливным дождем, стоя на коленях прямо на льду, поддерживаемый двумя помощниками с вытаращенными глазами, Уорсли направляет секстант на солнце. Его расчеты показывают, что есть две возможности: вершины могут находиться либо на острове Жуанвиль, самом северном острове антарктического континента, либо то, что мы видим на горизонте, — это лежащие уже в открытом море острова Кларенс и Элефант. Общее для этих трех форпостов Антарктики то, что между ними, как через своеобразные ворота, океан катит свои волны. Мы все понимаем: если нам не удастся высадиться
Шеклтон не теряет ни минуты. После съеденного в спешке завтрака сняты палатки, а шлюпки подготовлены к спуску на воду. Действуют те же правила, что и при эвакуации с корабля: капитан берет навигационные приборы, врачи — медицинские инструменты, Хёрли — фотокамеру и оговоренное количество негативов, Хуссею разрешено захватить банджо, всем остальным — только то, без чего нельзя обойтись.
Распределяются места в шлюпках. В самой большой («Джеймс Кэрд») поплывут Сэр, Уайлд и еще одиннадцать человек. Уорсли и еще девять человек составят команду «Дадли Докера», Крин возглавит экипаж самой маленькой шлюпки «Стэнкомб Уиллз». Четверо, которые поплывут с ним, это Винсент, Холнесс, Бэйквелл и я.
К началу вечера все готово. Шлюпки лежат килями вверх на безопасном расстоянии от края льдины. Мы ждем, пока ливень хотя бы немного утихнет, затем ставим шлюпки одну за другой, тащим к краю и спускаем на воду. По команде сэра Эрнеста последними в шлюпки забираются Уорсли, Крин и он сам. Море кажется совсем черным, дождь снова усиливается. Мы бросаем последний взгляд на льдину и отваливаем.
— Как-то я бродяжничал по Аляске, — говорит Бэйквелл, сидя рядом со мной на веслах. — Глянь-ка туда. Брошенные золотоискателями участки выглядели точно так же.
У меня нет настроения разговаривать. Из-за того, что наша шлюпка — самая маленькая, нам нужно держаться между двумя другими, а они задают порядочный темп. Гребля! Не люблю я это. Но все лучше, чем дальше торчать на льдине и ждать, пока она под тобой растает. Под конец толщина нашей льдины не превышала тридцати сантиметров. Через плечи Крина я всматриваюсь в клочковатую туманную завесу, сквозь которую льет дождь и хлещет меня по лицу. Где льдина? Исчезла. А вместе с ней — лагерь, наш «Лагерь терпения».
— Спокойно, — вдруг говорит Том Крин. — Вы плывете с Шеклтоном, а не со Скоттом. Не бойся, Мерс.
Это первый раз, когда я слышу из его уст фамилию «Скотт», и успокаиваюсь.
В темно-сером, изрытом волнами море полно льдин. Они трещат и стонут на волнах. Наша маленькая флотилия наконец набрала уверенный плавный темп, и мы несколько часов спокойно гребем под вечерним дождем по ледяному морю. Команду замедлить ход Сэр дает лишь тогда, когда проход между льдинами слишком узок и шлюпку может зажать, либо когда от какого-нибудь айсберга, который мы не можем обогнуть, в воду сползают острые ледяные отростки и о них бьются волны.
— Руки в лодку! Пригнуться!
Волна обрушивается на лодку, все становится мокрым насквозь.
— Пригнуться! Руки в лодку!
Просто чудо, что весла не разлетаются на мелкие кусочки. Позади меня ругается Винсент, Холи тяжело хватает ртом воздух. Бэйквелл давно замолчал. Стало так темно, что я не могу разглядеть, какую рожу он состроил.
Шеклтон разрешает остановиться. Сначала подплываем мы, за нами — шлюпка Уорсли. Мы снова вместе. Через обледенелые фальшборты несутся шутки, кто-то треплет приятеля по щеке, кто-то обменивается рукопожатиями.
Ночь мы проведем на льдине. Уайлд обследует ровную плиту длиной пятьдесят шагов, расположенную острием навстречу волнам. На нее высаживают Грина и устанавливают печку, затем к краю льдины подходит наша шлюпка, и гребцы помогают мне вылезти. Лед твердый и удивительно чистый.
— Эй! — Грин выплевывает порцию жевательного табака. — Не стой как идиот! Клади жир и поджигай.
Пока разгрузили шлюпки и поставили палатки, поздний ужин был уже готов. Собачья похлебка согревает наши окоченевшие тела, в двух палатках слышны пение и смех. Играет банджо Узберда, а мы с Бобом Кларком выходим посмотреть на ночное небо, неяркое полярное сияние и звездный дождь.
Но первая ночь в море обернулась настоящим кошмаром. Не успели мы заснуть, убаюканные нежным покачиванием льдины на волнах, как нас разбудил громкий треск. Вылетев из палаток с мигающими штормовыми фонарями в руках, мы обнаруживаем, что в льдину врезался айсберг и развернул ее так неудачно, что она встала поперек прибоя. Кроме того, оказалось, что мы теперь не одни: совсем близко семейство косаток высматривает, чем бы закусить в полночь. В темноте слышно, как шумно дышат взрослые киты, в ответ фыркают малыши.
В полночь в льдину ударяет огромная волна. Льдина колышется, а затем ломается. Трещина проходит под полом палатки, срывает ее с колышков. Через секунду мы видим уже зияющую расщелину в метр шириной, в которой плещется черная вода.
Все, кому удалось прямо в спальном мешке отползти в безопасное место, кричат:
— Трещина! На помощь! Трещина в четвертой палатке!
Прибегают Уорсли и Уайлд. Они хотят всех пересчитать, но паника слишком сильна. И Шеклтон не собирается дожидаться, пока она успокоится. Он подходит к краю трещины и светит на воду.
— Уберите палатку, чтобы я мог видеть!
Три человека сваливают палатку на лед.
Уайлд кричит:
— Двадцать шесть! Не хватает двоих!
В этот момент луч света, скользящий по гребешкам волн, освещает силуэт человека.
Холи. Это Холнесс, это он плавает там. Рукой, которую ему удалось высвободить из спального мешка, он колотит по воде вокруг себя. Шеклтон падает на колени, роняет фонарь в воду. Он хватается за спальный мешок и одним рывком вытаскивает его на льдину.