Легавые. Ружье. Загадка Глухого

Хантер Эван

В девять утра в пятницу я дал телеграмму в фирму, затем позвонил Розе и попросил ее выслать новую чековую книжку. Я, кстати, действительно израсходовал старую, но позвонил совсем не поэтому. Я позвонил, чтобы удостовериться, что Роза дома, и чтобы она спокойно развлекалась со своим приятелем, пребывая в уверенности, будто я торчу в Калифорнии. Я успел на пятичасовой самолет из Сан-Франциско и приземлился в международном аэропорту без пяти шесть. К половине седьмого я уже был в городе.

Я и не надеялся, что мне удастся

провернуть все, гак задумал.

Это была длинная ночь, самая длинная ночь в моей тшзни. Я знал, что он работал до двух часов, поэтому Пришлось коротать время. Ждал я очень долго. Часов семь пообедал, потом погулял, сходил в кино, затем цшел в бар, там сильно напился и решил оставить эту затею. Но я все же ушел в половине второго, поехал к себе и стал ждать его внизу. Он заявился только в половине четвертого. Я уже боялся, что прозевал его.

Вдруг он кончил работу раньше и я его проворонил.

Наконец он появился. Его привезла девица в желтом «бьюике», он вылез и пошел наверх. Я дал ему время раздеться и забраться в постель к Розе, затем вынул ружье из багажника, где оно лежало с того дня, как я его купил. Затем поднялся наверх и прошел через черный ход.

Роза вышла в гостиную, и я застрелил ее.

Когда она упала, я выстрелил ей в лицо.

То же самое я проделал с ним.

В спальне.

Я снял украшения — перстень и браслет — и надел ему на палец левой руки мое обручальное кольцо, а на правую руку — мое университетское кольцо. Затем нарисовал татуировку на его правой руке.

Когда я наносил татуировку, то был очень спокоен. Я конечно, понимал, что выстрелы слышали жильцы, — слишком уж много шума.

Но я был спокоен.

Когда я закончил, мне не понравилось, как вышла татуировка. Она была слишком уж новенькая и четкая и не очень походила на мою собственную. Тогда я прошелся по квартире, вытирая руку о пыльные углы, вернулся к распростертому на полу Дамаску и стал втирать пыль в татуировку, чтобы создать впечатление, будто она нанесена давным-давно. Затем я сунул ему в руки ружье.

Мне кажется, я довольно удачно инсценировал самоубийство.

Это мне пришло в голову, когда уже все свершилось.

Остальное я спланировал заранее.

Лейтенант Бирнс положил свой экземпляр на стол и очень мягко сказал:

— Итак, мистер Лейден, вы подпишете все три экземпляра?

Лейден кивнул. Он взял ручку, поданную Кареллой, сдвинул листки первого экземпляра, чтобы расписаться на последней странице, и вдруг покачал головой.

— В чем дело? — спросил Бирнс.

— Это не все, — сказал Лейден. — Я убил еще одного человека.

— Что? — удивился Бирнс.

— Я встретил женщину… когда бродил по городу…

Прежде

чем… прежде чем вернуться к себе домой. В баре я встретил женщину и разговорился с ней. А потом я понял, что назвал ей свое имя, рассказал, что мне изменяет жена. Мы хорошо поговорили, я был сильно не в себе и сказал то, чего не следовало бы говорить. Поэтому, когда я… когда я убил тех двоих, я стал ее разыскивать. Я не мог вспомнить ее имени. Помнил только одно: надо отыскать ее и удостовериться, что она не… Я вернулся в тот бар, но бармен отказался назвать ее Имя. Было уже четыре утра, и я ушел. Я бродил и Думал, что мне делать, и вдруг вспомнил, как ее зовут. Я нашел ее адрес в телефонной книге.

— Как же ее звали, мистер Лейден?

— Ридер. Маргарет Ридер.

— Ты записываешь, Дэнни? — спросил Карелла стенографа.

^Г — Да.

— Я поднялся к ней, она спросила: «Кто там?» Я казал: «Человек, с которым вы познакомились в баре». А сам решил — если она не помнит, кто я, то я просто уйду, так как выходит, что она мне уже не опасна. Но она сказала: «Да, мистер Лейден», открыла дверь и спросила: «Что случилось?» Я сказал, что непременно должен⁴ поговорить с ней. Она сказала, что уже поздно, но у меня был, наверно, такой несчастный вид, что она сжалилась. Она была уверена, что я не сделаю ей ничего плохого. Она вроде бы мыла тарелки — не помню точно, но что-то в этом роде. Мы прошли в кухню, и первое, сто бросилось мне в глаза, — нож на столе. Я схватил <чо и, не. говоря ни слова, ударил ее. Я не хотел этого делать, но она знала мою фамилию. Она знала, что я >идрю Лейден, у которого неприятности с женой.

И снова в следственном отделе наступила тишина.

— Дэнни, напечатаешь это? — спросил Бирнс.

— Угу, — сказал Дэнни.

Карелла и Клинг спускались по ступенькам в распихнутых плащах. Ветерок дул со стороны парка и нес собой запах дыма от костров. Ноябрьское небо над шпилями и башнями города выглядело фальшивым. Го- убизна казалась слишком мирной и чисто^й, чтобы быть юхожей на настоящую. Театральный задник, созданный мытными стенографами. Даже движение на улицах ос- '|бло — самый длинный в мире перерыв на обед закон- |идся. Надвигались сумерки, город готовился к наступанию ночи. Оба сыщика страшно хотели есть. Они собирались послать кого-нибудь за сэндвичами и закончить канцелярскую работу в отделе, но Бирнс настоял, чтобы они сделали передышку. Теперь, под лучами заходящего солнца, они вдруг почувствовали вечерний холодок, ус корили шаг, быстро дошли до угла, свернули и направились к закусочной в середине квартала.

— Кто сообщит Мейеру, что его дело закрыто? — спро сил Клинг.

— Тут надо проявить деликатность, — задумчиво про изнес Карелла.

— У Мейера будет инфаркт.

— Хочу тебе кое-что сообщить, — сказал Карелла.

— Что?

— Отпечатки принадлежали не Дамаску.

— Какие отпечатки?

— Те, что были на бритве, на ружье, те, что найти во всей этой чертовой квартирке! Все они принадлежали только Лейдену.

— Криминалисты тут не виноваты, — сказал Клинг. Они-то думали, что убит Лейден.