Легенда Горы. Если убить змею. Разбойник. Рассказы. Очерки
Шрифт:
И в тот же миг раскаялась в своих словах:
— Нет, оставьте его в покое, не мучайте больше моего внука. — Она приблизилась к нему. — Встань, малыш мой черноглазый, встань, мой львенок, ты очень устал. Вай, мой сыночек, мой львенок! Никто не может заменить ему мать, никто! Будь проклята материнская кровь! Послушай, сынок, твоя мать извела моего сына. А ты не можешь пересилить любви к ней. Каково же мне? Как мне простить смерть моего сына, несокрушимого, как скала, йигита? Скажи, Хасан, ответь, как мне уйти из этого мира, не отомстив за сына? Разве упокоит меня черная земля, если я лягу в нее, не отомстив погубительнице? Что же мне делать, внучек,
Хасан все еще рвался из сильных мужских рук. Рвался и кусал эти руки до крови.
И тут приблизился Мустафа. Тихо произнес:
— Отпустите моего Хасана, моего смелого сынка. Он не отрекается от матери. Я рад, я уважаю его за это. Я всегда любил и почитал его отца, отныне и мать его встретит с моей стороны точно такое же почтение. А теперь, друзья, возьмите с собой Хасана, отыщите Эсме и верните домой, раз этого желает ее сын. Отныне она не услышит ни одного худого слова, ей будет оказано должное почтение. Мы не в силах забыть, что она виновата в смерти нашего брата, отца Хасана, но мы ничего не можем поделать, раз сын не хочет отомстить за гибель отца, как подобает настоящему мужчине. Пусть же его отец лежит в черной земле. Нам-то что? Если сыну безразлично, что отцу его даже в могиле не суждено обрести покой до Судного дня, если не трогает его, что отцу суждено и на том свете обливаться слезами, что он не может взглянуть в лик Аллаха и лик Пророка, нам-то что? Ведь он, конечно, знает, что человек, за которого не отомстили…
Голос Мустафы пресекся.
Когда Хасана отпустили, он сразу обмяк и так и остался посреди двора с поникшей головой, погруженный в тягостное раздумье. Мужчины грязными платками отирали кровь со своих рук. Лицо мальчика тоже было в крови, но он этого даже не замечал, казалось, он прислушивается к разговорам вокруг себя, но на самом деле он был занят собственными мыслями. Ему чудилось, будто он видит свою мать — она бежит к нему издалека, торопится, падает, опять встает.
— Отец, за которого не отомстили, — продолжал сдавленным голосом дядя, — будет проклинать убийцу и того, кто простил это злодейство. Никогда, никогда не обретет покоя Халиль.
На лице Мустафы лежала печать безысходных мук. В каждой складке, в каждой морщине таилось безмерное горе. Глаза округлились, стали непомерно большими. Он пытался еще что-то сказать, но не смог, лишь всплескивал руками да качал головой.
— Ведь он все знает!.. — вдруг выкрикнул Мустафа. — Ведь он все знает!.. — И заметался перед мальчиком; его руки то разлетались в стороны, то сжимались в кулаки, то неподвижно замирали. Стоило ему бросить взгляд на Хасана, как им овладевали мучительные корчи, от которых его тело, подобно чудовищному бутону, то сжималось, то расправлялось.
— Ведь он же знает…
Мустафа стремительно подошел к матери, заглянул ей в лицо, и в его взгляде отразилось глубокое отчаяние.
— Вот, смотрите, старуха мать, которая не может спокойно умереть, зная, что душе ее сына нет покоя на том свете. Вот мать, которая на наших глазах тает от мук.
Слово «мать» Мустафа произнес с таким душевным надрывом, что казалось, вот-вот разрыдается.
— Ведь
Мустафа подошел так близко к Хасану, что мальчик почувствовал на своей шее его горячее прерывистое дыхание.
— Может быть, мне не следовало рассказывать все это ребенку. Может быть, я поступил недостойно мужчины. Но я не мог больше таить в себе свою боль, не мог держать в тайне страшную правду: его отец превратился в привидение и останется им до тех пор, пока не будет отомщен. Но разве этот младенец, этот беспомощный мальчишка смоет кровью злодейство своей матери? О-о-о, будь я проклят!..
Мустафа направился к двери, но на пороге остановился, обернулся и обронил:
— А вы вместе с Хасаном поезжайте за его матерью. Этой женщине не пристало ходить пешком. Хоть она и убийца своего мужа, но нашему Хасану доводится…
Жена Мустафы, Дёна, как только муж скрылся в доме, подошла к мальчику.
— Вай, сыночек мой, душа моя Хасан, вай, сиротка разнесчастный! — заплакала она. — Ты же весь в крови, маленький мой. Подожди, я умою тебя, потом поедешь за матерью.
Она обмыла его лицо и руки, наложила целебную мазь на кровоточащие ссадины.
Мужчины, уже в седлах, ждали его. Один из них подхватил мальчика и усадил на своего коня. Они тронулись в путь.
На закате они увидели Эсме. Она сидела на вершине голого холма съежившаяся и безучастная ко всему. Они приблизились к ней. Она даже не подняла глаз на подъехавших всадников. Хасан соскочил с коня и подбежал к матери.
— Мама, я за тобой, поедем. — Он прильнул губами к ее уху и зашептал: — Мама, отец превратился в привидение. Дядя сам видел его, и другие тоже. Он вышел из могилы в белом саване и все стонал, стонал.
Эсме ничего не поняла, может быть, даже не расслышала тихого, как полет мухи, шепота сына. А может быть, только сделала вид, что ничего не слышит.
Хасаном завладел страх. Не для того ли явился дух отца, чтобы убить его мать? Мальчику становилось все страшней и страшней, он вцепился в руки матери.
— Вставай же, поехали домой! Все равно уже ничего нельзя поделать, если он каждую ночь является к нашей двери. А ведь это правда. Я тоже как-то ночью слышал его стон. Вставай, поехали.
Он потянул ее. Мужчины держались в отдалении и пристально следили за матерью и сыном. Эсме с трудом поднялась и, понурившись, сделала несколько шагов. Один торопливо спешился, помог ей сесть на коня и подсадил Хасана к другому всаднику. Они тронулись в путь.
Вся деревня собралась их встречать. Люди стояли хмурые, молчаливые. При появлении Эсме ропот прошел по толпе. Кто-то крикнул:
— Да погаснет очаг в твоем доме, Эсме! Из-за тебя несчастный Халиль стал привидением. Все мы видели его, и не раз. Он требует возмездия. Расплатись кровью за его гибель, иначе призрак Халиля заберет у тебя сына.