Легенда о Блэке. Кубок Огня

Мартьянов Вадим Алексеевич

Люпин прикрыл глаза.

– Да, Гарри, я участвовал в войне.

– Вы могли бы многому научить нас, сэр.

– Я больше не профессор, Гарри, тебе совсем не обязательно называть меня сэр.

Это был отказ, и Гарри это понял. Некоторое время он просто смотрел, как Люпин укладывает книги, а потом произнес.

– Он вернется, Ремус.

Люпин замер с книгой в руках и повернул голову к Поттеру.

– Волдеморт, – пояснил Гарри. – Теперь всем известно, что от... – он опять запнулся, но в этот раз пересилил себя – что отец анимаг, ему небезопасно оставаться здесь. Но он вернется и приведет

своего господина.

Несколько секунд они просто смотрели друг на друга. Люпин крутил в руках книгу, казалось, не замечая этого, руки мальчика висели вдоль тела.

– Я ведь прав?

– Да, Гарри, ты прав.

– Но вы все равно не будете нас учить?

Люпин вздохнул.

– Пойми меня и ты, я не могу оставаться в школе. Особенно теперь, когда профессор Снейп…

– Я так и передам Волдеморту, – перебил его Поттер. – Когда он придет убивать меня.

Несколько секунд Люпин стоял, борясь с самим собой, а потом начал выкладывать книги обратно. Только книги. Сложил аккуратной стопкой, подумав секунду, положил сверху Карту Мародеров и закрыл чемодан.

– Прочитай это, Гарри. И назови мне свой адрес.

Сердце мальчика подпрыгнуло, и он выпалил, еще не веря своему счастью.

– Литтл Уиннинг. Прайвет драйв, дом номер четыре.

Люпин, все еще немного натянуто, улыбнулся.

– Я напишу тебе как устроюсь.

Если честно, Гарри полагал, что это его последний разговор с другом родителей, но он ошибся – Ремус действительно написал. Всего через четыре дня после возвращения на Прайвет драйв в окно спальни влетела сова с письмом, в котором профессор Люпин рассказал, что снял небольшую квартирку на окраине Лондона, и назначил встречу.

Ремус выдал ему график теоретических занятий и согласился два раза в неделю проводить практику. В Литтл Уиннинге колдовать было нельзя, кроме Гарри волшебников в городке не было, и в Министерстве сразу бы поняли, кому предъявлять претензии за незаконное колдовство, как это уже было, когда к Гарри приходил Добби. Так что теперь подросток раз в три дня ездил в Лондон на пригородном автобусе. Гермиона бы определенно назвала это неосмотрительным, но Поттер в письмах друзьям о подробностях не распространялся.

Гарри вздохнул и снова склонился к книге.

На то, чтобы завершить работу, ушло еще полчаса. Хедвиг так и не вернулась. Гарри снова потер глаза и бросил тоскливый взгляд за окно – намечался погожий денек, как здорово было бы просто пройтись, хотя бы до конца Прайвет драйв и обратно. Поттер убрал Общую Теорию в стопку, стиснул зубы и вытащил «Начала одноступенчатой трансфигурации». Немного подумал, прислушался и отложил книгу в сторону. Судя по всему, все Дарсли еще спали, чем можно было воспользоваться, чтобы потом не вступать в ненужные конфликты.

Он выбрался из комнаты и, стараясь не скрипеть ступеньками, спустился на первый этаж. Зашел на кухню, быстро сделал себе пару бутербродов и, не сходя с места, их сжевал, запив водой из-под крана. Прибрал следы своего «завтрака» и отправился в ванную.

Быстро разделся и бросил в зеркало мрачный взгляд. Нет, с момента поступления в Хогвартс он перестал выглядеть как узник концлагеря, в конце концов, большую часть года он питался хорошо, но до совершенства было ой как далеко. Да и шрамы, полученные за эти

три года, красоты совершенно не прибавляли. Звезда на руке от клыка василиска. Бесформенное пятно, оставленное костью, сломанной взбесившимся бладжером. Наверное, Гарри был единственным человеком в истории, который умудрился получить травму на матче, не будучи игроком. И совсем недавние пополнения в коллекцию – продольные полосы на бедре от когтей и рваная рана плеча.

Гарри пробежался пальцами по следу зубов. Близко к шее, очень близко. Несмотря на все усилия мадам Помфри, укус еще не зажил до конца, раны, оставленные магическими существами, зарастают непросто. Рана до сих пор сковывала движения, заставляя Гарри иногда морщиться. На тренировках он старался сдерживаться, но получалось не всегда, и каждый раз на лице Ремуса появлялось виноватое выражение.

Слава Мерлину, что Люпин хоть немного успокоился после двадцать третьего июня. Несмотря на все уверения школьной медсестры, что заражения не случилось, бывший профессор переживал. Но превращения и в самом деле не произошло. Боль была, сильная боль. Чудовищная, если по-честному. Гарри мигом вспомнилась та ночь, которую он провел в лазарете после неудачного лечащего заклятия Локонса, но в этот раз болела не только рука, а все тело разом. Чтобы не орать – пришлось всю ночь грызть уголок подушки. И все же – с этим вполне можно было жить. Наутро Гарри пришел к выводу, что очень легко отделался. По сравнению с тем, что каждый месяц переживал сам Лунатик – страдания парня были ничем. Он бы не пережил если бы стал оборотнем. Лучше умереть.

Гарри залез под душ и быстро помылся. В отличие от Дадли, который сидел в ванне по полчаса – ему много времени не требовалось. Закончил он, как раз когда наверху начались копошения – Дарсли проснулись. Он насухо вытер волосы, бросил полотенце в корзину и отправился наверх, пока его не поймали на месте «преступления». Со времени возвращения в доме стоял холодный нейтралитет, и менять расстановку сил у Гарри не было никакого желания.

Через пять минут он уже крепко спал, уткнувшись в «Начала» носом.

– Accio! Cavias!

Подушка, рванувшаяся, было, из угла комнаты прямо на Гарри, отбитая простейшим щитом, отлетела назад, но была остановлена очередным Accio.

– Cavias!

Мягкий снаряд снова отлетел назад.

Первую неделю Гарри был обескуражен. Он ожидал, что Ремус будет учить его новым заклинаниям, и, возможно, даже не вполне светлым, но его самым серьезным противником оказалась подушка, а самым «боевым» заклинанием – помеховые чары.

Подушки надо было левитировать, заставлять вращаться, аккуратно разрезать и зашивать обратно, размножать, увеличивать, уменьшать и делать еще тысячу и одно действие, слабо вязавшееся в голове парня с боевой магией.

Но памятуя о том, что Ремус в любой момент может передумать, он заставил себя плотно сжать губы и молчать. Профессор знал, что делал, на то он и учит Гарри, а не наоборот. Люпин, заметив это, только удовлетворенно кивнул.

И плоды появились. Правда, для начала – в виде вопросов. Выяснилось, что почти половину пройденного за три года Гарри не в состоянии наколдовать. Забылись движения палочкой, а в кое-каких случаях и формулы заклятий. Даже простейшие манящие чары давались через раз.