Легенда о Чёрном ангеле
Шрифт:
— Карл… — прошу, повернувшись. — Поехали, пожалуйста. Он убьёт его, я не смогу… я не переживу. Поехали! Или я сама сейчас уйду.
Я и правда, способна сейчас уйти, потому что дышать не могу, жить не получается, когда неизвестность уничтожает. Чувствую себя выпотрошенной оболочкой, а так больше нельзя. Не вынесу.
Карл бросает на меня быстрый взгляд и за пару шагов преодолевает расстояние между нами. Молчит, лишь смотрит внимательно в глаза и протягивает бумажку.
— Что это?
— Адрес, — усмехается, потирая
— И что всё это значит? Что за адрес?
— Не забивай голову, — отмахивается и, обхватив жёсткими пальцами за затылок, притягивает к себе. Целует лоб, глаза: быстро, лихорадочно, словно прощается. — Мне нужно ехать, понимаешь меня?
В каком это смысле? Как это ехать?
— Нет. Куда? Подожди! А я?! — хватаюсь ладонями за широкие запястья, цепляюсь онемевшими пальцами, но Карл намного сильнее, мне его не удержать.
— Я же тебе сказал, что ты никуда не поедешь. Помнишь? Не шутил ведь. Я не стану тобой рисковать. Никогда и ни за что.
Да чтоб оно всё сгорело!
— Но… постой! Ты уходишь?
Сама не понимаю, от чего так тяжело на душе, но я не могу иначе. Внутри плавится лава, бурлит и плещется жидкий огонь, а горло сжимается от спазма. Он не имеет права оставлять меня сейчас. Не имеет права!
— А я? Это же мой сын… я должна! — Сглатываю после каждого слова, потому что почему-то дико хочется рыдать. Ради всего святого, я решительно не понимаю, что со мной происходит, но в сердце образовывается дыра с оплавленным контуром. И ничего с этим сделать не могу.
— С твоим сыном всё будет хорошо, — говорит Карл настолько тихо, что только чудом удаётся услышать. — Не волнуйся. С ним всё будет хорошо.
— А с тобой?
— С ним всё будет хорошо. Это же самое важное, да?
— Нет, не смей!
Тем временем, Фома ловко подхватывает орущую и пытающуюся вырваться Алёну на руки и несёт в сторону выхода, будто бы она совсем ничего не весит. Он очень высокий — даже выше Карла, — и сильный, потому у его ноши нет шансов освободиться.
Волнует ли меня, куда её несут и что с ней будет? Нет. Плевать. Пусть хоть с горы сбросят, но почему-то кажется, что шалаву волокут не умирать.
— Сейчас тебя домой отвезут, — говорит Карл, целуя меня в изгиб шеи, а я уже не сдерживаюсь, и слёзы текут по щекам. Карл стирает их подушечками пальцев, ласково и трепетно. Даже не знала, что он способен на такую нежности, и от этого ещё больнее. — В твою квартиру уже можно возвращаться. Поезжай и жди сына дома. Всё будет хорошо. Я же обещал.
— А с тобой?
— Тшшш, — целует вместо ответа в губы, а я хватаюсь за этот момент, словно за соломинку, пытаясь навечно оставить его в памяти.
И вдруг понимаю, что сейчас он прощается со
— Я никуда не поеду! — пытаюсь протестовать, но Карл прижимает меня к себе и шепчет на ухо:
— Маргаритка… не мучай ты меня. Просто уезжай. Поверь: так нужно.
— Кому? Кому это нужно? Почему ты снова уходишь? Почему даже не спрашиваешь, чего хочу я? Снова спасаешь, снова делаешь по-своему?! Ты не имеешь права возвращаться в мою жизнь и снова уходить!
На дне его прозрачных глаз плещутся отголоски старой боли и новое выражение, которого не видела раньше: острая и дикая смесь злости, отчаяния и тоски.
Вместо тысячи слов он хватает меня за руку и снова тащит на улицу, где всё те же мужчины обсуждают что-то важное. Не разобрать ни слов, ни лиц — всё сливается в какую-то мутную пелену, рваную ленту из образов и событий, и чётко я вижу лишь спину Карла. Мой мир сузился до точки в пространстве, где нет ничего, кроме моего Ворона. Кажется, отведу взгляд, и он исчезнет: взлетит, раскинув в небе чёрные крылья, и больше никогда не вернётся.
Господи, почему так больно? Почему плохо так?
— Я поеду с тобой! Ты не можешь мне запретить! Я уже не маленькая, ты не посмеешь!
— Могу. И запрещу, — выдыхает, распахивая передо мной заднюю дверь чёрного внедорожника с непроглядно тонированными стёклами. — Уезжай, Марго. Фома, быстро за руль!
И уходит, даже не обернувшись, а я чувствую, как вместо сердца растёт и ширится до космических масштабов пустота. Пустота, которую я уже ничем не смогу заполнить.
— Не плачьте, — просит Фома, протягивая мне что-то, а я вздрагиваю, совсем забыв, что в этой Вселенной существует ещё хоть кто-то. — Вот, лучше конфету съешьте. Гормоны счастья, все дела.
— Зачем он так? — спрашиваю, сама не понимая, как смогла произнести хоть слово.
— Он просто хочет, чтобы вы были в безопасности. — Фома помогает залезть в салон, а мне вдруг так холодно становится, что аж зубы стучат. — Поверьте, я знаю его так много лет, что и не сосчитать. Но никогда он не был так уязвим, как сейчас. А он к этому не привык. Ему сложно. Но если дорожные боги уберегут его, он вернётся.
Улыбается мне и захлопывает дверцу. Откидываюсь на спинку сидения, а тело точно из свинца отлитое. Не хочется ни думать, ни шевелиться, ни вообще быть.
— Думаете? — спрашиваю, когда Фома усаживается на водительском сидении.
— Уверен. Он любит вас, это все поняли. А к тем, кого Ангел любит, он всегда возвращается.
26. Карл
— Шеф, мы с вами? — спрашивает один из охранников и выбрасывает окурок в большую железную урну возле выезда с Промзоны.
— Нет, парни, сегодня я один. — Хлопаю активиста охранного движения по плечу, и он медленно кивает, не решаясь спорить. — До утра свободны, езжайте, покатайтесь, выпейте.