Легенда о командарме. О командарме 2-го ранга М. К. Левандовском
Шрифт:
— Степан Степанович! — обратился он к начальнику штаба, — отдайте распоряжение об изменении маршрута. Мы с военкомом срочно едем в Зориновку.
На станцию они приехали на рассвете, часы показывали три пятнадцать утра. Согласно распоряжению штаба фронта, свободные составы должны уже были стоять под погрузкой, но на путях было пусто. Вдвоем они поспешили к начальнику станции, но и тот не мог дать вразумительного ответа. Порожняк прождали целый день, однако его так и не прислали, а между тем к станции на рысях уже подходил кавалерийский полк Воронова. Тогда начдив приказал закрыть выходные стрелки и включить на семафорах красный свет. Таким образом,
Обстановка была очень сложной, если не критической. Чтобы вырвать инициативу из рук противника, Левандовский ударами во фланг сдерживал противника, искусно использовал для обороны выгодные естественные рубежи. Враг напрягался, тщетно пытаясь опрокинуть, смять и уничтожить кубанцев, но они держались стойко: трудные бои на Тереке многому научили их. 33-я стрелковая дивизия достойно отвечала ударом на удар.
Много дней не выходила она из боя. Все попытки белых прорвать фронт оказались тщетными. Тогда они изменили направление своих ударов, попытали счастья на другом участке. 24 мая им в конце концов удалось разорвать оборону красных в полосе 9-й армии и в районе станицы Морозовской соединиться с восставшими казаками. Положение на Южном фронте резко обострилось.
Крупные силы белых, переправившись через Донец, двинулись к Миллерово. Чтобы избежать окружения, РВС фронта разрешил дивизии отступить за реку Икорец. С позиций снялись ночью. Сразу все пришло в движение. Запылили под солдатскими сапогами дороги, заскрипели тысячами колес бесчисленные обозы, разрезая темноту светом фар, прямо по степи двинулись штабные автомобили.
Деникинцы, прорвавшись на стыке 13-й и 8-й армий, пытались окружить дивизию Левандовского, но начдив с завидным хладнокровием вывел свои полки из расставленной западни. Искусно избегая глубоких охватов и обходов, он настойчиво вел их к новому рубежу обороны.
Жарким июньским утром достигли реки. И только начали переправу, как из-за дальних холмов показалась вражеская конница. Развернувшись в лаву, она устремилась к берегу, запруженному людьми. Начдив увидел в бинокль, что в рядах 291-го полка, прикрывавшего отступление, началась паника, обгоняя друг друга, красноармейцы бросились к мосту. Еще несколько минут — и вся дивизия будет сметена.
— Гони! — крикнул Левандовский шоферу и вскочил в машину. Она сорвалась с места и, оставляя за собой клубы пыли, на бешеной скорости понеслась к отходившему в беспорядке полку. Поравнявшись с бегущими красноармейцами, начдив на ходу выскочил из автомобиля и, размахивая револьвером, закричал во весь голос:
— Ложись! По кавалерии залпами пли!
Вначале раздались одиночные выстрелы, но уже через минуту-другую они слились в дружные и меткие залпы. Многие всадники из передних рядов казаков, будто натолкнувшись на невидимую преграду, вылетели из седла. Какое-то время лавина атакующих по инерции еще двигалась вперед, потом разом остановилась и, развернувшись, поскакала галопом прочь.
— Что испугались? — спросил Левандовский у поднявшихся с земли красноармейцев, многие из которых впервые видели кавалерийскую атаку. Растерянные и смущенные, они со всех сторон обступили начдива.
— Конница страшна только своим видом, — наставлял их Михаил Карлович. — Помните, что казак на коне — хорошая мишень. Он сам до смерти боится ружейного и пулеметного огня. Ну а когда всадник спешится, то сразу же теряет свой грозный вид. Он
В непрерывных боях дивизия понесла большие потери. На смену бывалым воинам приходили молодые, необстрелянные новобранцы. Не выходя из боя, начдив учил их тактике отражения конных атак, ведению круговой обороны. Впереди предстояли жестокие бои: деникинцы сосредоточили на воронежском и курском направлениях свои основные силы. Именно отсюда они задумали нанести главный удар по Москве, чтобы одержать «окончательную победу».
В этот тяжелый для Советской России час Владимир Ильич Ленин обратился с письмом к партии, в котором он прямо и откровенно рассказал о тяжелой обстановке, сложившейся на фронте и в тылу: «Наступил один из самых критических, по всей вероятности, даже самый критический момент социалистической революции... Все силы рабочих и крестьян, все силы Советской республики должны быть напряжены, чтобы отразить нашествие Деникина и победить его... В этом состоит основная задача момента».
Ленинское письмо повсеместно встретило горячее одобрение и поддержку. Партийные организации направляли на фронт свои лучшие кадры. Прибывали они и в 33-ю дивизию. Как-то начдив собрался в бригаду Якова Балахонова. Он уже вышел на крыльцо, когда дежурный по штабу сообщил ему, что приехал новый комиссар дивизии. Михаил Карлович недовольно поморщился. За последние четыре месяца это уже был пятый военком. К каждому из них Левандовский никаких особых претензий предъявить не мог, люди они были честные и исполнительные, но авторитетом у бойцов не пользовались, да и опытом массово-политической работы не обладали.
Нередко в политотдел дивизии приходили сообщения, что «вследствие боевой обстановки политработа не ведется». Начдив возмущался, справедливо считая, что это не оправдание.
— Политработа не должна прерываться ни при какой обстановке, — убежденно и горячо говорил комиссару Михаил Карлович в таких случаях. — Война требует героизма, самоотверженности, готовности переносить разного рода лишения — холод, жару, голод, утомительные переходы, тяжелые бои. Чтобы выдержать все это, преодолеть и выйти победителем, нужна величайшая моральная сила, нужен высокий революционный дух.
Начдив давно мечтал видеть рядом с собой комиссара-единомышленника, храброго, умного и инициативного, который был бы душой и совестью дивизии. И вот в комнату вошел высокий, светловолосый, необычайно худой военный в солдатской гимнастерке, перетянутой в поясе широким ремнем. Его серые глаза смотрели на Левандовского прямо и строго.
— Оскар Стигга, — представился он сухо, — назначен к вам комиссаром.
— Очень рад вашему приезду. Дивизия сейчас ведет тяжелые бои и нуждается в активном политическом руководстве, — поприветствовал его Михаил Карлович. — Я собираюсь ехать в первую бригаду, не хотите ли составить мне компанию?
Новый военком оказался человеком сдержанным и немногословным, и эти качества обычно сдержанному начдиву пришлись по душе. Из короткой беседы Левандовский узнал, что Оскар Ансович Стигга — член партии с 1917 года, бывший солдат, участник мировой войны. Был председателем Исполкома Объединенного Совета латышских стрелков и членом РВС армии Советской Латвии. Перед самым приездом в дивизию являлся членом Реввоенсовета Южного фронта.
«Кажется, на этот раз нам повезло с комиссаром», — подумал Михаил Карлович, разглядывая спокойное и мужественное лицо нового военкома. И, как показали дальнейшие события, не ошибся.