Легенда о малом гарнизоне
Шрифт:
18
После отъезда командира полка Иоахим Ортнер послал разведчиков изучить все подходы к доту. На это ушло часа два. Еще через час позвонил полковник; «выбить» авиационную поддержку пока не удалось; тем не менее освободить дорогу от него требовали.
– Я попробую атаковать их с двух направлений сразу, – сказал майор.
– Ах, – сказал полковник, – конечно же, делайте что-нибудь, все время что-нибудь делайте, прошу вас, чего бы это ни стойло…
Жара палила невыносимо. Солдаты, проклиная все на свете, зарывались в землю, потому что быстро разобрались:
Потом майору сообщили, что к нему направлена еще одна батарея 75-миллиметровок, то есть такая же, как и предыдущая, с той только разницей, что подразделение гауптмана В. Клюге принадлежало к так называемым приданным огневым средствам, а это входило в состав артиллерийского полка. На деле различие оказалось куда большим. Это чувствовалось во всем. Они быстро развернулись на открытом месте; их огонь по амбразуре дота был столь превосходен, что красные только четыре раза выстрелили, причем последний выстрел был наихудшим – они были ослеплены, ничего не видели, а снаряды 75-миллиметровок ложились с такой устрашающей кучностью, что красные прекратили огонь и закрыли амбразуру.
Зато ударили крупнокалиберные. Впервые в этот день они били на такое большое расстояние. Им удалось нарушить четкий ритм работы комендоров, но две пушки тут же переключились на новые цели, каждая взяла на себя по бронеколпаку – и пулеметы замолчали тоже.
Майор глазам своим не верил. Он бросил в атаку резервную роту. Оказалось, напрасно. В решающий момент пулеметы пресекли эту попытку. Батарея тоже не избегла потерь. Едва она перестала вести огонь, чтобы отойти до следующей атаки в укрытие, как ожил дот. Красные успели поджечь один из тягачей; комендоры оттащили пушку в сторону, здесь она и была уничтожена прямым попаданием.
Опять появился полковник. Видать, ему крепко досталось «наверху»: недавней приветливости как не бывало; ни единого намека в духе «общая опасность стирает границы» и «сближает».
– Майор, почему здесь так тихо? – заорал он еще издали неожиданно сильным голосом. – Может быть, вы уже взяли дот и я один об этом еще не знаю?
– Герр оберст, люди отдыхают после пятой атаки.
– Как! За весь этот длинный день, с четырех утра, вы провели только пять атак? Их должно было быть десять! пятнадцать! двадцать пять! Позвольте узнать, майор, что же вы делали все остальное время?
Иоахим Ортнер едва не рубанул сплеча: «Загорал!», но этого полковник мог и не простить.
– Я думал, герр оберст, – сказал он.
– И что же вы придумали замечательного – если только это не секрет, конечно?
– Пока ничего, герр оберст.
– Довольно, майор, – полковник вдруг перешел почти на шепот; возможно, у него это было признаком величайшего волнения. – Немедленно… весь батальон, в полном составе… в атаку!
– Слушаюсь, герр оберст.
У него оставалось меньше трехсот солдат и один-единственный офицер, обер-лейтенант, командир второй роты; когда ранили начальника штаба, майор уже и не помнил: из взводных не уцелел никто.
Когда Иоахим Ортнер разыскал ротного, тот сидел позади
Отвратительно. И это немецкий офицер! Иоахим Ортнер мобилизовал всю свою выдержку; не выдавать истинных чувств, однако и не заискивать: деловитость, и только деловитость. Как будто он сейчас не отправит этого типа на верную гибель, а даст ему заурядное рабочее задание. А разве это и на самом деле не так? Оба они профессионалы. Это их, так сказать, кусок хлеба…
Предстояло выбраться из траншеи. Иоахим Ортнер поневоле оглянулся на холм. Если у снайпера сейчас не перекур, если он поджидает очередную жертву… Конечно, можно бы окликнуть обер-лейтенанта и отсюда. Рисковать без пользы, ради какого-то сомнительного престижа…
Но тут же Иоахим Ортнер понял, что это необходимо для него самого. Для самоутверждения. Подозвал солдата, с его помощью неловко – стесняла раненая рука, – взобрался на бруствер и, подавляя слабость в ногах, напряженным, но неторопливым шагом подошел к обер-лейтенанту.
– С виду неплохое местечко, а? – сказал Иоахим Ортнер.Но земля дрянь. Камни да глина. Разве что под виноградник сойдет.
Обер-лейтенант неторопливо взглянул на него снизу вверх и улыбнулся с близорукой беспомощностью.
– Я больше не поведу людей на дот, герр майор. Сегодня – ни за что…
Он автоматически провел ваткой возле большого пальца, опомнился: «Извините», но встать перед старшим по званию офицером ему и в голову не пришло.
– Ну, ну, – сказал майор, – сегодня действительно нелегкий день. И от истерики никто не застрахован. Но от этого есть лекарство. Хлебните коньяку. Если ваш кончился, могу предложить свой.
– Я не пью, герр майор.
– Ну, ну, не надо распускаться. Возьмите себя в руки, успокойтесь.
– А я и не волнуюсь, герр майор. Но туда я не пойду. По крайней мере, сегодня. Сегодня я успел побывать там дважды. Не знаю, какому чуду и чьим молитвам я обязан, что выбрался из этого дерьма не только живым, но и невредимым. Герр майор, я никогда не искал острых впечатлений – теперь я знаю, что это такое. После них я заново открыл, как это прекрасно: жизнь, солнце, запах травы. Но испытать еще раз… Сегодня я дважды поднимался на эшафот, дважды пережил свою казнь; у меня есть предчувствие, что третьей атаки я не переживу. И я не пойду туда, герр майор.
– Все это довольно интересно, и на досуге я готов побеседовать с вами об этом, – терпеливо сказал Иоахим Ортнер. – Но, кроме предчувствий и страха, существует еще и долг. И приказ, который мы обязаны выполнить.
– Правильно, герр майор. Но не такой ценой. И не такими средствами. Не мне вас учить, герр майор, но эту штуку можно раскусить только тяжелыми бомбами. Или подкопом.
– Я это понимаю, – терпеливо сказал Иоахим Ортнер, – а вот господа из высоких штабов – вряд ли.
Он сразу пожалел, что ляпнул это, но потом подумал: какая разница? Самое большее через час этого офицерика уже не будет. И продолжал в том же тоне: