Легенда о Смерти
Шрифт:
— Святой отец, — умоляюще сказала Катик, — исповедуйте меня поскорее.
Священник заставил ее преклонить колена здесь же, в ризнице. Она рассказала ему, не упуская ни малейшей детали, о том, что произошло ночью.
— Какой был час, дочь моя, — спросил он, — когда вы заметили открытую дверь?
— Полночь или около полуночи.
— Тогда приходите и сегодня в полночь на то же место. Принесите саван и захватите иголку и клубок толстых ниток. Расстелите саван на катафалке...
— Я не смогу, святой отец, я боюсь...
— Надо, дочь моя. Вы увидите, как на саван уляжется мертвец...
— Ой!
— И вы тотчас же завернете тело в саван и зашьете его.
—
— Не говорите этого, Катик. Если вы умрете теперь, вы будете осуждены навечно. Вчера надо было бояться, тогда вам нечего было бы бояться сегодня. Но не трусьте, вы не будете совсем одна — я буду рядом с вами.
— Спасибо, господин ректор!
— Постарайтесь шить быстро, очень быстро. Когда останется сделать три-четыре стежка, вы скажете громко, так чтобы я мог услышать: «Я закончила». Не забудьте это сделать — это главное!
— Я сделаю все точь-в-точь, господин ректор!
Незадолго до полуночи Катик была в церкви. Как и накануне, в центре нефа стоял катафалк, а в больших серебряных шандалах тлели свечи.
— Господи, Господи, помоги, — прошептала бедная девушка, — дай мне силы!
Она развернула принесенную с собою простыню и аккуратно разложила ее на катафалке. И только тогда она заметила, что простыня была ветхой и пахла тленом, а вместо нитей по швам ползли черви.
Едва только ткань была развернута, как Катик увидела наполовину истлевший труп. Он взобрался на катафалк и улегся на саван.
Катик сразу же подхватила ткань за края и принялась их сшивать.
Ректор находился здесь же, он ждал, закрывшись в исповедальне.
Время от времени он спрашивал: «Скоро ли, Катик?»
— Нет еще, — отвечала она.
И вдруг она вскрикнула: «Я закончила!»
— Господь да сохранит вас! — произнес священник.
И он быстро вышел из церкви.
На пороге он обернулся и сказал: «Ну а теперь вам объясняться с мертвым один на один».
Закон таков, что солнце восходит даже при самых худших обстоятельствах. Когда наутро церковный сторож пришел, чтобы отзвонить «Анжелюс» [30] , он обнаружил катафалк посреди церкви, хотя он твердо помнил, что накануне задвигал его в один из боковых нефов. Рядом с катафалком были раскиданы останки бедного молодого тела, на плитах пола виднелись пятна крови, даже капители колонн были ею забрызганы. Сторож бросился к дому священника. Он рассказал ректору о том, что увидел.
30
«Ang'elus Domini» («Ангел Господень», (лат.) — католическая молитва, которая читается трижды в день и сопровождается колокольным звоном, который тоже носит название «Анжелюс» (фр.).
— Слава Богу, — сказал священник, — идите к хозяевам Катик и сообщите им, что она мертва, но скажите от моего имени, что она спасена.
В те времена могильщиком в Пенвенане был старик Поэзевара. Все называли его не иначе как Поаз-коз. Как ни стар он был и хоть и «пропахал шесть раз все кладбище» — по шесть покойников положил в каждую могилу [31] , — он мог бы вам сказать с точностью до дня, с какого времени тот или другой лежит в земле и даже на какой глубине.
31
На приходских кладбищах в Бретани, территория которых ограничена оградой и никогда не увеличивается, принято через определенное количество лет выкапывать из старых могил кости и затем хранить их в оссуариях — здесь же, на территории прихода, а могилу используют для других захоронений.
И вот однажды утром ректор велел его позвать.
— Поаз-коз, только что скончался Маб ар Гвенн. Я думаю, что вы можете ему выкопать могилу там, где пять лет тому назад был похоронен старший Ропер. Как вы считаете?
— Нет, господин ректор, нет!.. В этом месте трупы хранятся подолгу. Я знаю моего Ропера. Сейчас червь только начал свою работу в его внутренностях.
— Тем хуже! Уладьте дело! Семья Маба ар Гвенна очень хочет, чтобы он был похоронен в этом месте. Ропер там уже пять лет, пусть уступит очередь другому. Это справедливо.
Поаз-коз ушел, качая головой. Не он распоряжается, он обязан подчиняться, но он был недоволен. И вот его кирка тронула землю. Скоро могила была почти на три четверти раскопана.
«Еще немного, — сказал про себя Поаз, — и, если я не ошибаюсь, я задену гроб».
И он в сердцах ударил киркой так, что не только задел гроб, но пробил его. Гниль брызнула ему в лицо. Он обругал себя за то, что ударил так сильно.
— Но Господь мне свидетель, — прошептал он, — я не хотел задеть бедного Ропера! Я сделаю так, чтобы его не слишком потревожило соседство Маба ар Гвенна.
Добрый могильщик потратил два часа, раскапывая яму так, чтобы оба гроба расположились там удобно и чтобы гроб Ропера оказался в укрытии. Сделав это, он почувствовал, что на душе стало полегче, но не до конца. Сама мысль о том, что можно так грубо обращаться с умершим, расстраивала его. В этот вечер он поужинал без всякого аппетита и улегся спать раньше обычного.
Поаз уже видел первый сон, как вдруг его разбудил скрип петель открывающейся двери.
— Кто там? — спросил он, садясь на постели.
— Разве ты меня не ждал? — прозвучал в ответ ему замогильный голос, который он тем не менее сразу узнал.
— Сказать тебе правду, Франсуа Ропер, я так и думал, что ты придешь...
— Да, я пришел, чтобы показать тебе, в каком состоянии ты меня оставил!
Луна стояла высоко, ее яркий свет освещал все в доме могильщика.
— Смотри, — продолжал призрак. — Так не обращаются с живыми, а уж тем более с мертвыми.
Он расстегнул свою длиннополую куртку. Поаз-коз прикрыл глаза: было от чего умереть от тошноты. Грудь Ропера была одной большой дырой, в которой торчали сломанные ребра, смешанные с какой-то зеленоватой грязью.
— Воистину, Франсуа Ропер, — умолял несчастный Поаз, — воистину прости меня!.. Я не так виноват, как ты думаешь. Я не хотел тебя трогать в твоей могиле. Я хорошо знал, что твое время еще не кончилось. Но я ведь только слуга. Когда ректор приказывает, я могу лишь подчиниться, чтобы не потерять мой кусок хлеба, ведь я слишком стар, чтобы найти другое занятие... И это впервые со мною случилось. Никогда ни один покойник еще не мог пожаловаться на меня: каждый на этом кладбище тебе скажет...
— Поэтому я и не держу на тебя зла, Поаз-коз. Тем более что ты сделал все, что мог, чтобы загладить обиду, которую ты мне невольно причинил.