Легенда о Смерти
Шрифт:
Спустя три месяца, день в день, похоронили Ивона Панкера, мудрого человека.
* * *
Душа является также в форме цветка, большого белого цветка; он становится все красивее, когда к нему приближаются, и удаляется, если кто-то хочет его сорвать.
ГЛАВА VII
ПОСЛЕ СМЕРТИ
Когда человек умирает, сразу начинают сооружать так называемую «белую часовню».
Сейчас ограничиваются лишь украшением смертного ложа. Но еще недавно покойника укладывали на кухонный стол, против окна. Его покрывали белой простыней, а к балкам потолка подвешивали по обе стороны стола две другие простыни и прикрепляли к ним венки омелы или ветви лавра.
* * *
Некогда в Трегоре на дом, где кто-то умирал, вывешивали снаружи, по обе стороны от дверей, черные накидки с капюшонами — траурную женскую одежду этой местности.
* * *
Когда умирает глава семьи, первое, что полагается сделать, если в саду есть ульи, — покрыть их трауром, закрепив на них полотнища черной ткани. Если не позаботиться об этом, все пчелы погибнут, ульи опустеют, и тогда беды не замедлят опустошить весь дом.
* * *
В каждом квартале есть люди, которые занимаются похоронами. Это профессия, нечто вроде священнического сана. Говорят, что эти люди, получая какие-то таинственные предсказания, узнают о том, что скоро где-то понадобятся их услуги, еще до того, как тот, кого посылают к ним с этим поручением, завязал шнурки на своих башмаках.
Старая Лена Биту из Кермариа уже полпути прошла, когда за нею послали.
— Да, да, — говорила она, — я все знаю, не тратьте лишних слов.
* * *
Если, подшивая саван, уколите палец, это знак того, что покойник при жизни таил какое-то зло против вас. В таком случае не забудьте заказать панихиду за упокой его души.
* * *
В наше время погребение бедняков или оплачивает мэрия, или соседи собирают деньги. Но так было не всегда.
В моем детстве для бедняков делали такой особый гроб, который называли не очень приличным словом спарлу-мок’х (sparlou-moc’h) [29] Такой гроб делали из двух горизонтальных досок, между которыми клали тело, фиксируя его шестью палками, по три с каждой стороны. Проще и грубее не придумать, как видите.
А для детей, как я это слышала от моего двоюродного деда, в его время, то есть до Революции, делали еще проще. Вырезали две половинки древесной коры и в одну из них клали маленькое тельце, а другой его закрывали — получалась закрытая колыбелька.
29
Спарлу-мок’х — от sparl (путы, которыми опутывают свиней и другую скотину, чтобы помешать им выходить в поле; они состоят из деревянной перекладины, к которой крепятся две связанные веревками стойки, сжимающие шею животного) и moc’h (множественное число от porc’hel — свинья). — Прим. автора.
Раньше в маленьких деревнях покойников обряжали церковные сторожа. Однажды сторож из Невё, возвратясь после исполнения этой своей обязанности в церковь, чтобы все подготовить к похоронам, заметил сидящего человека в воскресной одежде.
— Здравствуй, приятель Жан-Луи, — сказал человек, поднимая голову — до этого он сидел, низко ее склонив.
— Как, — вскричал изумленный сторож, — это вы, Иоахим Лаблез, здесь!
Это был как раз тот самый умерший, которого староста положил в гроб несколько минут тому назад, надев на него чистую одежду.
— Да, я, — ответил Лаблез. — Я тебя жду здесь, чтобы просить срочно переделать твою работу.
— Вас не устраивает, как я вас обрядил?
— Да. Ты мою левую руку заложил за тело: я не могу уйти в таком положении.
Произнеся все это, он исчез. Сторож тотчас бросился назад, вошел в дом умершего и, к возмущению всей семьи, открыл гроб. Действительно, как и говорил Лаблез, его левая рука была под телом. Сторож привел все в порядок и снова направился в церковь.
Когда он вошел в ограду, он увидел, что покойный по-прежнему был здесь, правда, на этот раз он стоял, подняв голову.
«Я опять что-то упустил?» — подумал сторож.
Но нет: покойник удовольствовался тем, что сделал рукой прощальный жест.
— Да утешит вас Бог, — сказал сторож, обнажив голову.
Вот и все.
* * *
Пока покойник не покинул дом, нельзя ни мести полы, ни вытирать пыль на мебели, ни выбрасывать мусор, чтобы случайно не вынести наружу душу умершего и тем самым навлечь на себя его месть. Но необходимо при этом тщательно закрыть все сосуды с жидкостями, исключая молоко, чтобы душа в них не утонула.
* * *
Пока покойник лежит в доме, нельзя отправлять домашних на работу. Это оскорбит умершего.
Это произошло в то время, когда я была младшей служанкой в Керсальу. Умер хозяин дома, Бартелеми Ропар. А случилось это в начале июля: старший сын хозяина, Луи, вместе с батраками работал на соседнем лугу, сушил сено. Меня срочно послали за ним. Вскоре вернулись и остальные, перекусить. Когда они закончили есть, один из батраков спросил:
— Нам нужно возвращаться на луг?
— Да, конечно, — ответил Луи Ропар. — Погода портится, если мы сегодня сено не уберем, завтра оно может пропасть.
— Так не полагается, когда в доме покойник, — заметил старый Кристоф Лоарер, который служил в Керсальу почти тридцать лет.
Луи Ропар ответил ему с твердостью:
— Хозяин теперь я, и я здесь распоряжаюсь. Идите и делайте, что я велел.
Нехотя они отправились обратно.
Подойдя к лугу, они с большим удивлением увидели какого-то обогнавшего их мужчину, ходившего взад-вперед по полю и, казалось, с удовольствием топтавшего сено. Когда они подошли еще ближе, их удивление обратилось в ужас, так как по походке и по одежде странного человека они признали Бартелеми Ропара собственной персоной.