Легенда о Вавилоне
Шрифт:
Напомним, что зачаточная экономика средневековой Европы в немалой мере основывалась на иудейских торговых домах, связывавших отдаленные города не хуже разрушавшихся римских дорог. Кроме того, синтез раннехристианской морали и полупервобытных установлений европейских варваров накладывал разнообразные табу на денежные операции, особенно связанные с выдачей кредита{129}. Это привело к тому, что осуществление последних было монополизировано евреями, особенно в сфере повседневной экономики, что, в свою очередь, обусловило возникновение «народного» антисемитизма.
Вплоть до XVII в. (до победы Реформации в северной Европе и возникновения протестантской деловой этики, носители которой смогли нарушить банковскую монополию евреев в западном мире) в христианстве велись серьезные дискуссии о греховности отдачи денег в рост {130} . [464] При этом символом «исчадия мирового капитализма» служил мифический Вавилон, где все покупалось и продавалось. Именно зловещий образ первого «города Желтого Дьявола»
464
Подробное указаниями о том, что церковные установления поданному поводу были полны «бесчисленных контроверз», пытавшихся примирить финансовый идеализм раннего христианства с грязной средневековой реальностью, а также напоминанием того, что к ростовщичеству неодобрительно относился и сам иудаизм: MimJyJ. H. Europe in the High Middle Ages, 1150–1309. Harlow, 1983. P. 174–189; Вебер М. Указ. соч. С. 91–93, 119–122. Итальянских финансистов, сначала, как правило, ломбардцев, позже — генуэзцев и венецианцев (Италия и здесь оказалась первой), в иных европейских областях не любили ничуть не меньше евреев. Ничего странного — люди часто не любят тех, кому должны деньги, особенно большие. Профессиональный банкир и сейчас — типаж не слишком популярный. Поэтому, с нашей точки зрения, знаменитый образ Шейлока в «Венецианском купце» есть не квинтэссенция антисемитизма, а легализованный протест против ростовщичества, представивший носителей этой профессии в максимально невыгодном свете. Кажется, что некий заимодавец сильно досадил великому поэту, создавшему под влиянием эмоций отнюдь не самое значимое из своих произведений.
В философском смысле данная дискуссия отнюдь не закончена, и ее предмет по сей день вызывает сильные эмоции. Ранннехристианская логика не так уж примитивна: человек в своей деятельности должен брать пример с Господа, ибо сотворен по Его «образу и подобию», а потому должен и сам заниматься «творением», т. е. производством материальных или каких-либо осязаемых благ. Деятельность же непроизводительная, например, торговля или финансовые операции, одобрены быть не могут. Такой образ мысли нельзя считать ни целиком архаичным, ни полностью ложным. Однако существование свободной экономики предусматривает социальную плату — наличия институтов, которые будут заняты извлечением денежной выгоды, не заботясь о какой-либо морали. Запретить подобную деятельность можно только в несвободном обществе, а чужую мораль осуждать не стоит — надо заботиться о своей собственной.
Впрочем, о пользе вавилонского наследия речь поначалу еще не шла — и от иудейских переселенцев трудно было ждать лояльности по отношению к империи. Другие подданные вавилонян тоже не испытывали теплых чувств к своим разложившимся повелителям. Богатых вообще не любят, а развратившихся и изнеженных к тому же не уважают. А в описываемую эпоху жители Великого города сильно зажрались: не иметь в Вавилоне раба считалось признаком бедности! Удивительное дело. Как можно было деградировать так быстро — от победы над величайшей империей перейти к ее весьма недолговечной имитации?
Интересно, что армия вавилонская после победы при Каркемише, судя по всему, воевала не очень активно — и после неудачного вторжения в Египет (601 г. до н.э.), вступала в дело довольно редко. Не подлежит сомнению, что халдейско-вавилонское войско свободных граждан, одержавшее верх над Ассирией, постепенно (а возможно — и быстро) уступило место профессиональному войску ассирийского образца [465] . Когда в стране есть излишек денег, служить хотят немногие. По-видимому, наемников некоторое время можно было кормить за счет казны, не водя их в регулярные походы за тридевять земель, особенно начиная с благоденствия 580-х гг. до н.э., наступившего после окончательного покорения Финикии и Палестины. Конечно, ассирийские грабительские экспедиции трудно признать образцом государственного строительства, но верно и обратное — если предложенная нами схема верна, то вряд ли боевой дух вавилонской армии сильно поднимался от оплачиваемого безделья.
465
И не было ли среди его солдат ассирийских ветеранов, пошедших на службу к новой империи?!
Деньги приходили в город, тратились и приходили снова — кажется, что без особого труда. Чем занималась служилая элита — исполняла свой долг или всеми средствами старалась не упустить возможности разбогатеть? Хоть мы ничего в точности не знаем о Вавилоне, иные эпохи свидетельствуют в пользу последней возможности. Подобная мозаика складывается в картину весьма неустойчивого государства. Но до тех пор, пока во главе его стоял талантливый монарх, дела шли прекрасно.
Два поколения город процветал — и как! Все знаменитые сооружения Вавилона, в том числе и поражавшие воображение древних висячие сады — одно из семи чудес света — были построены тогда же, в первой половине VI в. до н.э. Предание связывало их с именем легендарной Семирамиды — Шаммурамат, бывшей в реальности ассирийской царицей, жившей в IX в. до н.э.
Легенда о Семирамиде в настоящее время сильно потускнела, а в XVIII — первой половине XIX в. образ царицы был весьма знаменит, к нему в той или иной мере обращались многочисленные творческие личности, и отнюдь не последние — достаточно вспомнить Вивальди, Глюка, Россини, Вольтера и Дега. Основывалась эта, отчасти тоже вавилонская легенда, на длинном фрагменте из «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийского — античного писателя рубежа эр, посвятившего древней царице неприкрыто сказочный дискурс [466] . Когда же стало ясно, что историческая роль реальной Шаммурамат много скромнее традиционно приписываемого Семирамиде, то интерес к легендарной властительнице заметно упал, хотя она действительно в течение нескольких
466
Диодор, в свою очередь, позаимствовал сведения у Ктесия — грека, проведшего много времени в персидском плену и якобы бывшего врачом царя Артаксеркса II. Ктесий написал в IV в. до н.э. книгу о Востоке, полную вымыслов и экзотических эпизодов, которая до нашего времени не дошла, но была очень популярна в античности, и, скорее всего, существовала в нескольких вариантах, постепенно дополнявшихся разными красочными подробностями. Поэтому в какой-то момент рассказ о великой строительнице и государственной деятельнице Семирамиде оказался контаминирован одной из прототипических легенд человечества — легендой о страсти мачехи к пасынку, и до такой степени, что имя легендарной вавилонянки (а вовсе не Федры, как ныне) было общепринятым синонимом подобной коллизии. Именно в роли протагониста запретной любви Семирамида неоднократно фигурировала в литературе Возрождения. Можно, например, вспомнить стихи замечательной французской писательницы XVI в. Луизы Лабе: «Семирамида, гордая царица, // Чья в душах наших слава не затмится… Амура повстречав однажды, // Забыла все в огне любовной жажды. // Как обесславить сан ее и власть // Могла в ней к сыну вспыхнувшая страсть?» (Лабе Л. Элегия I / Пер. М. Гордона // Лабе Л. Сочинения. М., 1988. С. 92).
Другая версия, более близкая к истине, объясняла происхождение садов нежными чувствами, которые Навуходоносор питал к своей жене — мидийской царевне: раскинувшиеся в вышине сады должны были напоминать ей горные пейзажи далекой родины. При этом они не были «висячими» в прямом смысле слова, а представляли собой вознесенные над городом террасы, к которым с помощью хитроумного механизма была подведена вода, орошавшая помещенные наверх растения.
Интересно, кстати, что не существует никаких прямых доказательств реального существования этой легендарной и почти самой знаменитой вавилонской постройки. Поэтому легенду в какой-то момент поставили под сомнение, причем не совсем несправедливо. Садов не упоминает ни один клинописный текст и почему-то забывает Геродот (или его информаторы). Все сведения о них исходят от поздних грекоязычных авторов. Наиболее достоверными сообщениями считаются цитаты из Бероса, приводимые Иосифом Флавием. Прочие же сочинители (Страбон, Диодор, Квинт Курций Руф) в Вавилоне не бывали и передают чужие сведения. Впрочем, за отсутствием доказательств обратного, принято считать, что сады все же существовали, хотя есть мнение, что, подобно тому как ассириянка Шаммурамат стала в культурной памяти вавилонянкой, так и легенда о висячих садах восходит к плантациям, созданных Синаххерибом в Ниневии. Если так, то это является хорошей иллюстрацией к тезису о поглощении «вавилонским мифом» реальной ассирийской истории {132} . [467]
467
Не исключено также, что образ Семирамиды впитал некоторые черты жены Синаххериба и матери Асархаддона — семитки Накии, в свою очередь ставшей под пером Геродота царицей Нитокрис, которой отец истории уделяет даже больше внимания, чем Семирамиде.
Заметим, что Навуходоносор не имел свойственного его месопотамским предшественникам пристрастия оповещать потомков о своих достижениях путем длинных хвалебных надписей [468] . «Надписями» властителя Вавилона стали многочисленные сооружения, построенные во время его правления и по его повелению. Оказалось, что такая деятельность, быть может, даже в культурно-историческом смысле прочнее и интереснее для потомков, чем бесконечные царские анналы. Отмечают и явный контраст между планировкой и украшениями тронного зала Навуходоносора и ассирийского дворца Саргона II в Дур-Шаррукине (Хорсабаде): вавилонский государственно-архитектурный дизайн был более открытым, распахнутым и, похоже, в значительно меньшей степени ставил своей целью подавить или испугать удостоенных аудиенции подданных {133} .
468
Наши познания о событиях большей части царствования Навуходоносора исключительно фрагментарны — анналистические сведения после 594 г. до н.э. отсутствуют вплоть до времени правления одного из его преемников, Нериглисара (557–556). Экономические же данные исходят из одного Урука, бывшего к тому времени небольшим провинциальным городом (Garelli P., Lemaire A. Op. cit. P. 229, 272, 273).
Строительные работы той эпохи не поддаются описанию: и все они были очень трудоемкими, выполненными с помощью одного только обожженного кирпича (каменоломен-то поблизости не было).
Общеизвестная по музейным репродукциям синяя глазурованная плитка является отличительной чертой вавилонской архитектуры — если человек хочет «сделать красиво», то ему все равно, какие у него будут подручные средства, можно сделать чудо и из кирпичей. Камень в Городе был использован только при постройке одной из крепостных стен и висячих садов. Поэтому, когда первооткрыватель Вавилона Роберт Кольдевей в начале XX в. откопал развалины какого-то каменного сооружения, то посчитал его основанием садов Навуходоносора [469] .
469
Сейчас полагают, что сады находились в другом месте, а обнаруженная Кольдевесм структура была лишь придворным складом.