Легенда о заклятье
Шрифт:
— В этом нет необходимости, — поучающе произнес лекарь. — Даже наоборот. Она потеряла много крови от ран, и злоупотребление может оказаться губительно. Хороший уход, покой — этого достаточно. А сестры вашей обители опытны и всегда с тщанием ухаживают за ранеными и больными.
Мать Сюзон проглотила похвалу, не перебивая, только пальцы на четках вздрагивали. Потом ее губы сложились в недобрую улыбку:
— Я думаю, ей могут навредить только собственные необдуманные поступки. Впрочем, как вам будет угодно.
И вышла
Кармела обессилено закрыла глаза.
После полуночи ее подняли с постели, как была, в рубашке, повели. Она едва переставляла ноги, опираясь на монахинь — сил сопротивляться не было. Коридоры были темны. Вдали звучало заунывное пение, колокольный звон. Свет мазнул по стене. По узкой лестнице среди каменных столбов двигались безликие фигуры — одинаковые черные рясы, капюшоны, толстые горящие свечи в руках. Шествие было безмолвным, только шаркали подошвы по ступеням и трещал воск. А хорал рос.
Кармелу вовлекли в вереницу, и она видела, спускаясь, черную спину монахини перед собой и бесконечные мятущиеся огоньки свечей. Лестница закончилась, незаметно перейдя в обширный сводчатый подземный зал. Сестры стали полукругом, и огоньки, вздрагивая, выхватывали из тьмы то край росписи, то деревянный лик святого, то железный узор незажженного хороса. А подальше — черепа и кости, горками сложенные у стен. Дурманяще пахло воском и вердийскими смолами. Перед алтарем на грубо тесаном каменном полу стоял пустой гроб. Кармелу толкнули в него, покрыли пеленами. Загремел древний гимн. Она не понимала слов, от слабости закрывались глаза. Сквозь мелодию прорвались грозные слова, а хор стихал, едва вторя им, пение делалось мягче, жалобней. Голос настоятельницы взмыл на высочайшей ноте:
— Восстань!!
Кармелу подняли из гроба и поставили на колени перед огромным деревянным распятием. Холод пола, проникший через рубашку, сковал ноги. Кармела едва держалась. Ей в руки вложили свечу, но пальцы разжались, и свеча упала. По собору пронесся испуганный вздох. Монахиня подхватила свечу и снова зажгла, сунула в руки Кармеле и сжала их крепко своими.
— Не хочу, — прошептала та, разбуженная воспоминанием. Ее не стали слушать.
Хор звучал торжественно и гордо.
— … При жизни искупление…
— Счастливая…
— Ответь же перед ликом вседержителя, — звучно произнесла аббатиса, — своей ли волей и добрым разумением делаешься ты невестой Христовой?
— Отвечай!.. — зашипела монахиня, жарко дыша в ухо запахом луковой похлебки. Больно стиснула кисти с зажатой свечой.
Кармела подняла лицо. Христос парил перед ней на кресте, резаный из сухого крашеного дерева. Прямо у глаз блестели ярко-вишневые раны на его ногах. Девушка повернула голову: на плече сквозь рубашку проступила кровь, почти черная, а не такая праздничная и нарядная.
— Отвечай!.. Отвечай!.. — слова лезли в уши, как насекомые. Кармела покачала головой.
— …
— Нет, — она не сумела крикнуть, голова закружилась, ударила в виски ярко-вишневая кровь. Мать Сюзон еще что-то говорила, тупыми ножницами кромсала пряди Кармелы, вырезая святой знак креста. Светло и ликующе взмыл хорал, свет вспыхнул, смывая тьму. Брызнула на склоненную голову вода.
— Волею Господа нарекаю тебя сестра Мария!
Ее подняли с колен, надели рясу, капюшон, накинули на шею шнурок с распятием. Хотели повести вокруг алтаря. Кармела сделала шаг, пошатнулась и крестом рухнула на плиты.
Каждому по справедливости.
Дверь скрипнула, прошелестели шаги. Сестра Лайза остановилась за спиной:
— Куда ты смотришь, сестра Мария?
Девушка у окна крепче вцепилась в решетку.
— Куда ты смотришь? — повторила сестра Лайза. Кармела неохотно обернула к ней горящее широкое лицо с крепко стиснутыми губами, пышные взлохмаченные волосы прикрыли щеки и часть лба, упав на глаза, но даже сквозь них глаза эти, темные и чуть выпуклые, светились гордо и упрямо.
— Так куда же ты смотришь?
— Там море…
— Не давай овладевать собой грешным помыслам.
— Там море! — Кармела указала рукой на узкое, забранное частой решеткой окно.
Такой огонь был в ее голосе, что Лайза невольно отступила, осеняя себя крестным знаменьем.
— Смирение подобает сестрам во Христе…
— Пошла ты!
Кармела выпустила решетку, грозно шагнула к ней.
— Оп-помнись, — прошептала сестра Лайза. На глазах у нее выступили слезы. — Дьявольское наваждение, не поддавайся ему.
Глаза Кармелы расширились, она рванула у ворота глухое платье.
— Сестры молятся за тебя. Мать настоятельница…
— К черту! — Кармела закусила губу, ее ноздри презрительно дернулись. — Всех вас к черту!
Лайза качнулась, схватилась за косяк. Кармела, пригнув голову, смотрела на нее. Взгляд обжигал. Лайза запнулась за порог, выскочила наружу и, повернув ключ, привалилась к двери. Кармела, круто усмехнувшись, вернулась к окну. Серое, уходящее к горизонту море распахивалось перед ней, волны легко накатывались на влажные валуны берега, низко висело над ними затянутое тучами небо.
Торопливые шаги раздались в коридоре, дверь снова отворилась.
— Сестра наша во Христе…
Кармела продолжала смотреть на море. Мягкое, но настойчивое прикосновение все же заставило ее обернуться. Резким движением она сбросила с плеча ненавистную руку. Мать Сюзон поглядела с участием, как на больную, поглаживая пухлой ладонью рукоять хлыста, который держала. Два дюжих служки в серых рясах с закатанными рукавами стояли у нее за спиной. У двери морщилось мышиное личико Лайзы.
Кармела отступила к стене, плечами ощутив ее мокрую тяжесть.