Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец
Шрифт:
Глава седьмая. «Милость» василевса
В канун Пасхи к Василию прибыл вестник от императора. Молодой честолюбец решил: наконец-то сама Удача протягивает ему руку! Василевс приглашает его в Палатий.
«Все-таки не забыл про меня Мануил, – тешил себя самодовольными мыслями Василий, вступив в ворота Большого Дворца. – Теперь будет чем удивить побратимов!»
Гонец, пришедший от василевса, провел Василия через многие двери мимо стражи и дворцовых чиновников, молчаливо кивавших на его пропуск в виде медальона, висевший на шее.
Комната, в которой оказался Василий, имела два узких окна,
Вестник удалился, оставив Василия одного.
Постояв некоторое время на одном месте, Василий сначала прошелся по узкой комнате из угла в угол, потом сел на стул. Ему не сиделось. Он встал, затем снова сел. Его изводило мучительное любопытство: что скажет ему император, когда войдет сюда?
Шелест ткани, которой был завешен дверной проем, заставил Василия оглянуться. Он надеялся увидеть василевса и вскочил со стула. Однако перед Василием стоял толстый важный господин в длинных, до полу, одеждах шафранного цвета, похожих на балахон. Вельможа был совершенно лыс. Его круглое мясистое лицо лоснилось, лысина у него блестела. В глазах застыло добродушно-лукавое выражение.
– Василий Буслаев, если не ошибаюсь? – удивительно тонким голоском спросил вошедший.
– Да, – ответил новгородец и сел на стул, повинуясь мягкому жесту пухлой руки.
Толстяк устроился в кресле напротив Василия.
– Меня зовут Волумниан, – представился он. – Я помощник паракимомена Диотима, который ночует в спальных покоях императора. Я же имею доступ в опочивальню императрицы.
Василий знал, что паракимомен – высшая придворная должность, которую, впрочем, может занимать только евнух. Это насторожило Василия.
– Боготворимый повелитель ромеев, да продлит Господь его дни, послал меня сказать тебе, Василий, что василевс не забыл о том, как ты пришел к нему на помощь в трудный час. Милость Порфирородного снизойдет на тебя, если ты проявишь благоразумие. – Волумниан сделал паузу, пристально глядя на русича. – Существует мнение, будто непогрешимых людей нет. Наверно, это так. Но также существует и другое мнение, заключающееся в непогрешимости василевса. Ты понимаешь, о чем я говорю, дружок?
– Нет, не понимаю, – ответил Василий.
– В твоем положении надо быть сообразительнее, дружок, – слащаво осклабился Волумниан.
– И снова не понимаю, – повторил Василий.
Улыбка исчезла с круглого лица евнуха.
– Один мой знакомый, случайно подсмотревший, как василевс целует ножки одной знатной женщине, лишился глаз за это, – тихим, но внушительным голосом произнес Волумниан. – А другой мой знакомый, много знавший о василевсе и вздумавший разглагольствовать об этом, лишился и глаз и языка. Вот так-то, дружок!
– Ну и при чем здесь я? – вызывающе спросил Василий.
– То есть как «при чем»? – удивился евнух. – Разве ты не оказывал василевсу услугу в одном, скажем так, щекотливом деле?
Василию надоели эти намеки. Он резко сказал:
– Ты пришел сообщить мне о милости императора, я слушаю тебя.
Волумниан слегка заерзал в своем кресле.
– Я буду краток, – начал он. – Как, по-твоему, я несчастный человек?
– По тебе не скажешь, –
– Верно подмечено, дружок. Пусть я – скопец, зато стою выше многих знатнейших мужей Империи! А почему? Ответ прост – среди придворных должностей самые высшие принадлежат таким, как я. – Волумниан горделиво приподнял подбородок. – Смекаешь, русич? Я вырос в небогатой семье, но сумел получить достойное образование и пробился в дворцовые писцы. С годами я вошел в доверие к главному евнуху, без участия которого не совершается ни одно начинание василевса. В конце концов преславный Диотим сделал меня своей правой рукой, своим всевидящим оком.
Вот эти руки помогали одеваться и раздеваться первой супруге василевса, ныне покойной. Эти глаза видели прекрасную наготу Евпраксии, любимой наложницы василевса, как и наготу других женщин, приводимых в спальню императора не кем-то, а мною. – Волумниан несколько раз ткнул себя в грудь растопыренными пальцами. – Я каждодневно вижу нынешнюю супругу василевса в одежде и без одежд. Я знаю все ее женские тайны, как и тайны всех прочих женщин, живущих под сводами дворца.
Через кого они действуют, когда желают утолить свою похоть? Через меня, дружок. Мне платят и повариха, возжелавшая соединиться на ложе с каким-нибудь стражником, и сам император, когда я привожу к нему очередную красотку. Я несказанно богат, русич. Богаче меня в этом городе, пожалуй, лишь паракимомен и василевс.
– Но ты беден в другом, приятель, – сказал Василий, угрюмо взирая на Волумниана. – Даже за все свои сокровища ты не сможешь опять стать мужчиной.
– А я и не стремлюсь к этому! – воскликнул Волумниан. – Сколько бед и несчастий подстерегает мужей, гордящихся своей мужественностью! Многие ли из них доживают до старости, погибая в сражениях и дворцовых интригах, умирая от яда и петли, причем часто их к этому толкают женщины. Да будет тебе известно, дружок, женщина есть сосуд греха! Это вселенское зло!
Сначала мужчины теряют из-за женщин голову, потом богатства, а затем и свою жизнь. И так будет всегда. Лишь человек с холодным сердцем и разумом способен трезво мыслить и не пленяться женской красотой настолько, чтобы предать друзей и своего покровителя.
– Сожалею, друже Волумниан, но все сказанное тобой мне не интересно, – пожал плечами Василий.
– Что ж, перейду к главному, – после краткой паузы вновь заговорил Волумниан. – Божественный повелитель ромеев восхищен твоим благородством, Василий, а также твоей статью и красотой. Посему он дарует тебе должность помощника протовестиария, благо ты знаешь греческий язык. Протовестиарий – это главный церемониймейстер дворца. Быть его помощником – высокая честь, дружок. Правда, перед этим тебя оскопят, – скороговоркой добавил Волумниан. – Процедура эта хоть и неприятная, но почти безболезненная, поверь мне.
Василий сидел не двигаясь, как пораженный громом. Услышанное не укладывалось у него в голове.
– Это и есть милость императора? – пересохшими губами прошептал Василий.
– О да! – Волумниан улыбнулся, но тут же согнал с лица улыбку, встревоженный выражением глаз новгородца. – Но ты, кажется, не рад этому, дружок?
– Я родился мужчиной и мужчиной умру, – глухо произнес Василий, – так и передай императору, евнух. Такая милость мне не нужна!
– Отказываться нельзя, дружок, – предупредил Волумниан, – это чревато большими неприятностями.