Легенды авиаторов. Исторические рассказы
Шрифт:
Наконец он решился и излил свои чувства в письме к кардиналу Гома, высшему иерарху
испанской церкви:
«...Дети и женщины, погребенные во рвах, громко молящиеся матери, католики,
умерщвленные преступниками, у которых нет ни капли сострадания... Несчастным людям,
укрывшимся от воздушного налета, пришлось покидать убежища под пулеметным огнем.
Все кругом пылало.
Я ушел из Герники в час ночи. От ужаса никто не плакал и не кричал. Невыносимые
страдания превратили нас в бесчувственные
Ваше высокопреосвященство, ради величия и славы Слова Божьего, ради Плоти и Крови
милостивого Господа, нельзя допустить, чтобы свершилось столь же апокалиптическое
преступление в Бильбао...»
Он просил католическую Церковь вступиться за Страну Басков.
Ответ пришел через неделю.
Кардинал Гома написал:
«Позвольте мне в качестве совета на ваше отчаянное письмо дать простой совет: пусть
Бильбао сдастся».
Сентябрь 1942 года, Берлин
Адольф Галланд не опуская глаз слушал до крайности раздраженного Геринга.
— Ни одна бомба не упадет на территорию Германии! — гневно говорил рейхсмаршал. —
Я дал это обещание германскому народу и сдержу его!
— Они уже упали, — угрюмо отозвался Галланд. — Можете слетать и полюбоваться.
— Упали? Так чтоб их там не было! — заорал Геринг. — Не валяйте дурака, Дольфи!
Германия не станет переходить к обороне. Наш девиз — нападение, атака.
«Дольфи» знал, как выглядит уничтожение города бомбовыми атаками с воздуха.
Слишком хорошо знал. Он не сомневался: урок Герники хорошо был усвоен не только
немцами, но и их противниками...
1940 год, Париж
Пикассо оставался в Париже, когда туда вошли немцы. Тем утром он сидел у себя на
квартире и хмуро смотрел в окно.
Раздался стук в дверь.
Пикассо встал, отворил. Показались двое офицеров в черной униформе. Вежливые,
подтянутые. С интересом осмотрелись по сторонам.
Их внимание привлекла репродукция картины «Герника», висевшая на стене.
— Вы ведь художник? — обратился один из офицеров к Пикассо. — Нам так сказали.
— Правильно сказали, — буркнул Пикассо.
Немецкий офицер показал на репродукцию:
— Это ведь вы сделали?
Пикассо прищурился и отчетливо ответил:
— Нет, господа, это сделали вы...
26. Автомобильная княгиня
— Что ни говорите, фройляйн Брунгильда, а женщина в авиации всегда будет
исключением, — заметил Билл Хопкинс, подавая Брунгильде руку и помогая ей встать.
Брунгильда вспыхнула:
— Если я
состоянии поднять в воздух самолет! Если уж на то пошло, человек, летающий на
аппарате тяжелее воздуха, всегда будет исключением из правил.
— И все-таки эти авиатрисы, первые дамы за штурвалом аэропланов, — они все, если
верить рассказам, были весьма уникальными личностями, — примирительным тоном
проговорил Хопкинс.
Брунгильда сощурилась, с подозрением разглядывая открытое лицо американца: уж не
насмехается ли он.
— Все, кто в своем деле первый, так или иначе — уникум, — отрезала Брунгильда. — А
что касается авиации, то она стала, в том числе, и средством борьбы за равные права
женщин...
— И поэтому дамы-авиатрисы рвались на фронт?
— Думаете, женщинам не свойственно желание послужить Родине? Полагаете, мы не
способны презирать опасность и даже упиваться ею? — Брунгильда напряглась, готовясь
отразить словесную атаку. — Вот, например, Софья Долгорукая. Никогда не слышали?
— Возможно, краем уха, — сказал Билл Хопкинс, отводя взгляд.
— Софья Алексеевна была дочерью графа Бобринского, сенатора, обер-гофмейстера,
председателя Императорской Археологической комиссии. Словом, человека знатного,
высокопоставленного и просвещенного. Сама она усвоила самые передовые идеи. Я
думаю, она была идеалисткой в высоком смысле этого слова.
— Да? — переспросил Хопкинс. — А почему?
— Потому что она избрала своей специальностью медицину.
— Разве тогда женщин допускали изучать медицину? — удивился Хопкинс. — Мне
казалось, они ограничивались ролью медсестры.
— В какой-нибудь Англии — да, — кивнула Брунгильда. — А вот в России — нет. Россия
вообще в смысле «женского вопроса» была, можно сказать, «впереди Европы всей». Так
что Соня Бобринская стала врачом-хирургом. С 1907 по 1912 год, то есть, с двадцати до
двадцати пяти, совсем молодая, работала в этом качестве в госпиталях. Добровольцем
отправилась на войну — Вторую балканскую. Был такой «локальный конфликт» в 1912-13
годах. И там от опасностей не бегала, работала в холерном бараке, за что от сербского
короля Петра I получила орден.
— Ну что ж, молодец, — искренне признал Хопкинс. — Не боялась графские ручки
замарать. А в авиацию она как попала? Многие, я помню, начинали с автомобильного
спорта.
— Софья — тоже, — кивнула Брунгильда. — Она даже состояла членом Императорского