Легенды и мифы Древнего Востока
Шрифт:
Итак, добрый Эйя решил спасти не только людей, но и ни в чем не повинных животных, которых в своем слепом гневе обрек на уничтожение Энлиль.
Атрахасис немедля сообщил старейшинам города откровение бога, и тотчас же началась лихорадочная работа:
Со своим топором приходит плотник, Камень свой несет строитель. Даже малыш смолу таскает. Даже бедняк несет, что может.Таким образом, шанс на спасение получили все, кто принял участие в строительстве корабля Атрахасиса.
Как похож и в то же время непохож этот рассказ на библейское предание о Ное! Вот как бесстрастно и сухо повествует о Всемирном потопе Библия:
И сказал Господь Ною: войди ты и все семейство твое в ковчег; ибо тебя увидел Я праведным предо Мною в роде сем. И всякого скота чистого возьми по семи, мужеского пола и женского, а из скота нечистого по два, мужеского пола и женского. Также и из птиц небесных по семи, мужеского пола и женского, чтобы сохранить племя для всей земли.
Похоже, этот Бог забыл о своем недавнем заявлении:
…и гадов и птиц небесных истреблю; ибо Я раскаялся, что создал их.
Дело в том, что в иудейском Элохиме объединились черты двух божеств — истребителя-Энлиля и спасителя-Энки, отсюда и такая его непоследовательность.
Точно так же, как библейский Ной, Атрахасис в назначенный день взошел на борт ковчега, только в отличие от библейского праведника ниппурский мудрец вовсе не был безмятежно спокоен.
Он созвал людей своих На пир прощальный. Родню и семью на борт он поднял. Они ели яства, они пили напитки. Он же спускался и поднимался. Сесть не мог, и лечь не мог он. Разрывалось сердце, желчью рвало!Конец света меж тем надвигался; раскаты грома возвещали о его приближении. И вскоре после того, как Атрахасис со своими людьми (и присланными Энки животными) затворился внутри огромного судна, началось нечто невообразимое:
Вздымается ветер, несет бурю, Адад на ветрах, своих мулах, мчится — Восточном, Западном, Северном, Южном. УраганыЧто там люди — даже боги задрожали в страхе перед вырвавшейся на волю беспощадной стихией! Энки стонал, видя гибель своих созданий, и рыдала в голос повитуха богов, праматерь Нинту:
— Да померкнет день тот, Во мрак да вернется! Как могла я вместе со всеми богами В совете решиться на гибель мира? Насытился Энлиль постыдным приказом? Подобно Тируру, он поднял мерзость! И я ныне по собственной воле Над собою слышу их вопли! Надо мной словно мухи, рожденные мною! Я же ныне как в доме плача! В пустоте раздаются мои вопли! Мне ли карабкаться на небо, Мне, что жила в доме сокровищ?Так причитала Нинту над разоренной, затопленной землей, и все боги вместе с ней оплакивали погубленный их неразумным решением мир.
Безымянный автор поэмы не решился вложить речи, обличающие жестокость богов, в уста смертного, зато вложил их в уста божественной повитухи… И этим вавилонское сказание опять-таки разительно отличается от библейского, где описание потопа сводится к бесстрастной констатации того факта, что
«усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрылись все высокие горы, какие есть под всем небом» и что «все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло».
Нет, не имели еще вавилоняне той нравственной «закалки», которая нужна, чтобы одобрить любое решение всесильного бога, даже если это решение — истребить все живое на земле.
Ковчег библейского Ноя носило по волнам сорок дней; судно «Спасающий жизни» дрейфовало семь дней и семь ночей. А когда к исходу седьмых суток иссякли ливни и схлынули воды, Атрахасис вышел из судна и принес бессмертным обильную жертву. Изголодавшиеся боги устремились на соблазнительный запах, и Нинту язвительно бросила им:
— Где был Ану и его разум? Как? И Энлиль приблизился к жертве? Потоп устроили, не подумав, Приговорили людей к истребленью! Вы решились на гибель мира! Их ясные лики потемнели ныне!Нинту в гневе сорвала с шеи Ану лазуритовый амулет-муху и поклялась вечно носить его в память о потопе.