Легенды и сказы лесной стороны

Афоньшин Сергей Васильевич

ны, полупрозрачных, цвета позднего меда, а среди

них — две пары голубоватых сережек. «Это бусы и

кержи для Усти», — подумал Чур и, бережно очис-

тив каждую бусинку, сложил на дно охотничьей сум-

ки.

Ему не хотелось оставлять в землянке добытые за

неделю меха, и он поместил их в походный мешок,

а самые дорогие — в сумку. Потом наглухо закрыл

дверь землянки и пошел уже знакомыми тропами

вверх по Дикой реке.

Ночь

застала Чура на середине пути, но старая

ель и костер из сухих кряжей помогли ему дождать-

ся утра. Остаток пути он шел по льду Дикой реки

спорой походкой, а иногда и трусцой, прижимая к

груди мешочек со скребком и клыком. И после полу-

дня уже был в селении русов. Семья Усти встретила

его радостно, а соседи заходили с приветливым сло-

вом. Сначала Чур выложил из сумки меха, а потом

вытряхнул бусины ожерелья. Потом разыскал в во-

рохе бусин две пары продолговатых голубых камней

и подал их девушке.

— Ах, это сережки! — обрадовалась Устя и при-

ложила по камешку к каждому уху, показывая, как

будут к лицу ей эти серьги.

— Это кержи! — по-своему сказал Чур. — Бусы

и кержи хозяйки Дикой реки.

Бусины были тут же нанизаны на шнурок и обня-

ли шею девушки тяжелым красивым ожерельем. И

все были очень довольны и радостны, и мужчины и

женщины. Но тут в избу вошел старик с крестом по-

верх длинной одежды. Его маленькие глазки сразу

разглядели шкурки, вытряхнутые из кожаной сумки.

Он молча их переглядел, перещупал, сложил аккурат-

но и спрятал под одеждой. Тут Чур возмутился и сер-

дито сказал:

— Не трогай, это мое!

Но отец и братья растолковали ему, что все, что

облюбует этот старик, отбирать у него не принято,

потому что он хозяин большого божьего дома. И Чур

согласился, но обида его на старика не потухла. И

когда этот длинноволосый хозяин божьего дома на-

чал было допытываться, откуда взялись ожерелье и

сережки, нехотя сказал, что это подарок Усте от его

матки Кокшаги. И замолчал.

В этот раз Чур надумал остаться в селе до конца

зимы. Он уже начинал понимать речь русов и гово-

рить на их языке и скоро привык ко всем жителям.

Как и люди его племени, русы жили в деревянных

избах с маленькими оконцами и большими глинобит-

ными печами. Осенью они выжигали и раскорчевыва-

ли большие лесные поляны, а весной сеяли на них

разное жито, лен и просо. Все держали скот и запа-

сали для него на зиму сено. И

между важными лет-

ними работами успевали еще обхаживать лесных ди-

ких пчел, собирать мед и воск и оборонять эти ульи-

борти от косолапых сластников-медведей. А глубокой

осенью и зимой опять каждый брался за свое ремес-

ло: гнули колесные ободья, делали сани, выкурива-

ли смолу и деготь, мастерили и обжигали глиняную

посуду, добывали в лесу дичину, а в реке рыбу. А

женщины пряли пряжу и ткали льняные холсты-по-

лотна. Все, как в родном его племени, в низовьях двух

больших рек.

Зато здесь никто лучше Чура не стрелял из лука,

никто так быстро не ходил на лыжах. Только он умел

так искусно настораживать западни-самоловы и луки-

самострелы на зверей и больше всех добывал дорогих

мехов. Но русы были люди независтливые и, не счи-

тая охоту средством к жизни, искусству его дивились,

а удачами восхищались. И семья Усти, и все другие

жители селения были с ним добрыми и честными.

Только один раз заметил Чур, что по его лесным

тропам и урочищам кто-то ходит из селения и уно-

сит из западней самую ценную добычу. Но не зря он

был сыном догадливой Кокшаги и следопыта Черка-

на и давно научился узнавать человека по его следу,

не столько по величине и форме следа, сколь по по-

ходке. Стоило ему пройти несколько шагов, ступая

точно в след неизвестного человека, как в его пред-

ставлении возникала походка этого незнакомца.

Так и в этот раз Чур пошел, ступая строго след в

след, наблюдая за собой: он шел теперь, как слегка

косолапый человек, неловкой и грузной походкой,

раскачиваясь как утица. И остановился, раздумы-

вая: «Чья же это походка? Кто из селения русов хо-

дит так вразвалку и ставит ступни пальцами слегка

внутрь следа?» И вдруг вспомнил: «Это он! Надо

проучить эту двуногую росомаху!» В тот же час Чур

насторожил на своем следу у куньей ловушки нетол-

стую сосновую лесинку-жердь. Стоило вору невзначай

тронуть ногой волосяной шнур и спустить сторожок,

как эта жердь обрушивалась ему на шею. Он нароч-

но выбрал такую жердь, чтобы не придавила вора, а

только больно ударила по шее. Не прошло и недели,

как жадный старик из божьего дома стал ходить сгор-

бившись, по-волчьи, глядеть исподлобья, словно шея

его совсем не гнулась. С той поры никто не ходил по