Легенды и сказы лесной стороны

Афоньшин Сергей Васильевич

вверх. Не из укладки ли кто вытряхнул столько раз-

ноцветных камней, костяшек, колец и разных мел-

ких красивых вещичек?

Камешки разной формы и цвета — красные, зе-

леные, голубые. Бусины рассыпавшегося ожерелья

цветом как жидкий мед с поздних цветов. Были тут

браслеты, и кольца, и серьги камешковые и костя-

ные. Каменная ступка откатилась к стене, костяной

гребень прятался под грудой бусин, кремниевый нож

и

костяные иглы лежали отдельной семьей. «Это со-

кровища хозяйки Дикой реки. Среди них не хватает

только скребка, что висит у меня на груди!» Так

подумалось Чуру.

3

В эту ночь Чур трудно засыпал. По молодости, по

своему уму и сметливости он совсем не был суевер-

ным, подобно пожилым людям его племени. Ему не

слышалось ничего зловещего в хохоте совы, летающей

над рекой, завывание ветра в дупле дерева не каза-

лось песней злых духов, а огненно-рыжая белка, пере-

бежавшая дорогу, не служила недоброй приметой.

Страх перед всем непонятным покорялся его уму и

смелости. Он был молод и не успел еще поверить ни

в богов, ни в духов, не боялся колдовских чар, не на-

деялся на помощь ворожбы. Зато верил, что черный

пес Уголек не пустит в его землянку ни зверя, ни зло-

го духа. А если который из них и покажется у вхо-

да, то вот оно, отцовское копье, что бьет всех без про-

маха.

Но Чур верил своей матери Кокшаге, в ее охотни-

чьи приметы и поверья. А теперь еще поверил, что вот

здесь, на берегу при слиянии двух рек, жила со сво-

им племенем женщина, хозяйка всех этих украше-

ний и кремниевого скребка, который мать Кокшага

повесила ему на грудь для счастья, против всякого

зла и хворобы. В очаге догорали головни, освещая

землянку неровным светом. Тревога и радость усту-

пили место грезам, и Чур крепко уснул.

...Эта женщина никуда не спешила и не звала

Чура за собой. Она сидела у огня, обхватив руками

колени, и, покачиваясь, тихо напевала песню. Ее

странная одежда была перехвачена узорным поясом,

а на нем висели: кривой нож в расшитом чехле, ко-

стяной гребень и маленький мешочек из цветной ко-

жи. Три ожерелья разных цветов, обнимая ее шею,

сползали на грудь. На руках повыше кистей — зеле-

новатые браслеты-запястья, а в ушах — сережки из

продолговатых ярких камней. А длинные волосы, за-

плетенные в косы, спускались по смуглым плечам до

земли. Слова песни были непонятны, но напев ее, то

жуткий, то нежный, будил неодолимое желание по-

нять,

о чем поет хозяйка Дикой реки. И от этого же-

лания Чур проснулся.

В землянку уже глядело утро. Чур собрал свои

пожитки, загородил вход в жилье еловыми ветками

и оставил его до холодной охотничьей поры. Он шел

к дому уже не берегом реки, а ближайшим путем,

прямо на восход солнышка, и к вечеру второго дня

был в родном селении. Всплеснула руками Кокшага,

глазам своим не поверила, а дочки оторопели от ра-

дости, когда Чур высыпал на пол сокровища своей

кожаной сумки.

— Вот глядите, как наградила меня хозяйка Ди-

кой реки!

Шустрые сестры сразу разглядели, что за сокро-

вища высыпались из сумки охотника:

— Ах, да тут есть и кержи! И сколько их, раз-

ных, красивых! А какие кольца и запястья!

Девушки проворно повыкидывали из ушей само-

дельные сережки-кержи. Новые сережки сделали их

лица миловиднее, а на щеках от камней разгорелся

румянец. Потом сестры собрали из бусин по ожере-

лью. И сразу их шейки стали полнее и белее, кожа

на них свежее и нежнее. Когда же они надели запя-

стья и кольца, их натруженные руки стали красивы-

ми и мягкими. И радовалась, глядя на них, матка

Кокшага:

— Это хозяйка Дикой реки делает моих дочек кра-

сивыми и счастливыми! Чудится мне, что не забудет

она и сына!

Для себя Кокшага выбрала из всего добра только

костяной гребень. Да собрала на шнурок ожерелье из

бусинок цвета позднего меда, а к ожерелью подобра-

ла еще кержи-сережки. И все припрятала для той, ко-

торая придет жить в ее избу, когда дочки разлетятся

за мужьями в разные стороны.

С того дня, как сестры охотника Чура стали са-

мыми нарядными девушками и только на них стали

заглядываться парни, кончилась приятная жизнь для

скряги Ширмана. Старая Ширманиха упрекала мужа

с утра до вечера:

— Долго ли будет так, что дочки вдовы Кокшаги

будут наряднее и моднее нашей Рутки? Это ты во

всем виноват! Не сумел вовремя приветить парня,

который оказался гораздо смышленее и смелее иного

старого хвастуна! Иди-ка взгляни, сколько разного

добра принес с Дикой реки сын Кокшаги, от которого

ты, старая спесь, отворачивался. Вот увидишь, он еще

нарядит в дорогие кержи и бусы всех девчонок пле-

мени, кроме нашей дочки!

И вот, наслушавшись перепалки между отцом и