Легенды Лиса (сборник)
Шрифт:
В конце зимы травмированную выписали из больницы и отправили в другой интернат. Там её прозвали Пугачиха, потому что от каждого звона или шороха она вздрагивала и вскрикивала, в панике озиралась и смешно ковыляла в угол, в её глазах было застывшее отчаяние и затравленный страх. Дети устраивали ей пугачки и ржали над тем, как она ковыляет, а однажды так напугали болезную, что она описалась прямо при всех и, дрожа, села на пол в лужу собственной мочи и завыла себе в ладони. Это было ужасно противно и смешно. Но больше противно, поэтому её перестали трогать.
– Это упражнение поможет тебе отпустить травму и начать новую жизнь, – ласково говорили психологи.
– Зачем? –
– Тесты показали, что ты совершенно не ценишь свою личность, считаешь себя никем, но ведь это не так! Каждый человек ценен и в каждом есть что-то уникальное…
Один раз она созналась психологу, которая понравилась ей больше других. Встречаясь с ней, больная даже перестала нервно грызть ногти и все время оглядываться, что было хорошим знаком.
– Исторически я очень значительная личность. Я спасла мир от страшной катастрофы. Но это был мой пик, больше в жизни я ничего не сделаю, потому что способностей парал.. парал… телепата у меня после травмы нет. Моя значимость, хоть и общечеловеческого масштаба, была одноразовая. А до ключевого момента и после него – я никому не нужна. Не подумайте, что это жалость или просьба о помощи. Просто такая судьба.
– Можем поговорить о том, кого ты спасла, – дипломатично предложила психотерапевт, что-то помечая в пухлом блокноте, полном закладок и торчащих листочков, других пациентов, их отклонений, надежд и забот. – Выясним, как это связано с твоей самооценкой.
Алиса посмотрела на молодую женщину. «Она живёт только потому, что я принесла себя в жертву». И отрицательно покачала головой.
– Это такая игра, история, – засмеялась она, махнув рукой. – Я не всерьёз так думаю. Я же не сумасшедшая.
Психологи ещё пару раз сменялись, а затем Алису перестали пытаться вылечить, и началась спокойная, тихая жизнь. Она устроилась работать библиотекарем в интернате для детей с расстройствами, и проводила жизнь в безмолвном чтении, часами сидя неподвижно и глядя в окно. Алиса растворилась в книгах, старых столах и стульях, стеллажах и полках, в стенах и потолке большой комнаты, и все приходящие в библиотеку научились воспринимать её как часть обстановки.
Прошло шестнадцать лет.
Психически, Алиса почти излечилась. Она всё ещё пугалась каждого резкого движения и звука, но научилась сдерживать себя и не дергать окружающих. Рассеянно улыбалась людям, а на претензии и грубость не отвечала, становясь словно деревянная. Она соображала и действовала не быстро, всегда заторможенная и неуверенная в себе и своих словах. Обкусанные ногти, нерасчёсанные волосы и бесформенная одежда прятали её от взглядов мужчин. Она хромала и мало двигалась, так что выросла в слегка оплывшую женщину с немного дряблой кожей. Она жила на крошечную зарплату и маленькое пособие в своей комнате, куда иногда приходил инспектор из надзорной организации, но никогда не оставался на ночь. Она писала стихи и фантазии о будущем и прошлом, о людях и равнодушии, о ласке и любви – и сжигала каждую тетрадку, как только та была завершена, потому что не хотела никаким образом обременять никого из людей.
И разговаривала она преимущественно сама с собой.
– Знаешь, первые годы я думала, что тогда победила, – вздыхала медленная женщина, сидя перед зеркалом и расчесывая волосы, по-прежнему черные, как смоль. – Ведь я предотвратила апокалипсис, избавила человечество от вечных мук. Не позволила людям стать ещё злее, чем они сейчас. И я сделала это без единой жертвы. Не знаю, что стало с Ларой или Долгоносиком, но я подарила им жизнь, дала им шанс.
Женщина
– Я так первые годы думала, и даже гордилась собой. Но потом как-то вдруг поняла, что нет. Ведь меня после этого считай, что не стало.
Голос её упал до шёпота, а в глазах заблестели слёзы.
– Кому я принесла себя в жертву? Человечеству? Нет. Мир бы я и так спасла. А получилось, что я принесла себя в жертву Долгоносику, Ларе и Мирону. Сердце мне сказало, что так правильно… но сердце ошиблось. Они ничего не поняли, а только растоптали меня.
Женщина утерла ладонью лицо.
– Понимаешь, ведь это они были виноваты в апокалипсисе, а не я. Я не сделала вообще ни капли дурного, лишь спасла маленьких мальчиков от подлого надругательства. А они пришли убить меня из-за каких-то наказаний, которые можно было просто перетерпеть. И заодно со мной они бы так же равнодушно растоптали весь мир. При этом, самое идиотское, их бы потом уничтожили, стерли в порошок ужасным способом, понимаешь? Дебильные уродцы топчут все на своём пути, повергают мир в ужас, а сами гибнут в мучениях, – прошептала женщина, – вот вся их суть. Они не знают, как можно иначе, а я всех спасла, всех и каждого. И никто этого даже не понял. Нет, мне не надо славы и благодарности, вот честно, – всхлипнула она, – мне ничего не надо, даже сочувствия и любви. Одно надо было: чтобы эти ничтожные эгоисты хоть что-то поняли. Хоть в чем-то стали лучше! Надо было, чтобы моя жертва хоть как-то изменила мир к лучшему.
Она прерывисто вздохнула, закрыв лицо руками, и просидела так минуту. Потом отняла руки и с трудом улыбнулась зеркалу.
– А получилось, что я могла убить любого из них, не дать им ко мне притронуться, и так победить по-настоящему. И жить счастливо, совершать что-то хорошее со своим уникальным даром. И мир бы стал только лучше от этого. А я угробила себя, позволила им растерзать меня и сломать, превратить в безвольную тряпку ради того, чтобы поступить правильно. Святая Алисия! – в ее голосе было столько насмешки и боли. – Святая Алисия! Потому что я принесла эту жертву не ради них, а ради себя. Чтобы остаться верной себе. Чтобы продолжать верить в свои детские идеалы. Тем книгам, которые обожала, из них сложилась моя суть, как из кирпичиков. Я так любила книги и так верила в добро, что… не смогла поступить иначе.
Женщина развела руками, в своей бесформенной одежде она была одновременно проникновенной и жалкой.
– Так что не жалей меня, Алиса. Слышишь? Не жалей!
– Не буду, родная, – ответила Алиса из зеркала.
Ведь прежде, чем сделать окончательный выбор, она изо всей силы потянулась к разуму того единственного во вселенной человека, который мог сказать ей, правильно она поступит или нет. К самой себе из будущего, которое наступит, если она не убьёт Лару.
И получила ответ.
– Борись, Алиса, сражайся с ними, – сквозь слёзы просила Святая Алисия. – Ты должна показать им, что они не правы, понимаешь? Что жить нужно по-настоящему, а не как живут они. Обещай мне… Что будешь драться не только за человечество, но и за саму себя.
– Обещаю.
Запрокинутое лицо Лары белело в полутьме, беззащитная шея изгибалась под рукой, а в глазах горел страх. Впереди кричали другие, рвались сюда. Чёрное эхо билось в каждом из тех, кто пытался выместить свои страдания на Алисе. Девочка всем сердцем ненавидела их в ответ, и чувствовала, как чёрное эхо нарастает и в ней. Пытается поглотить её, вырваться наружу, заставить кричать и убивать.