Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни
Шрифт:
Словом, господин Тарарыкин ухитрился организовать универсальные праздники еды, одновременно по-европейски интеллигентные и по-русски щедрые. Так что в «Праге» не поглощали на обед аршинных стерлядей. Хотя кто хотел расстегая из серой налимьей печенки — пожалте! Кому приспичило поросеночка с хренком и сметанкой — извольте! Шесть дымящихся окорочков под водочку — я тебя умоляю! У Тарарыкина все есть. И все лучшее. Ведь он даже господина Тестова, короля всех столичных обжор, ухитрился перещеголять расстегаями «пополам» — то есть из стерляди с осетриной…
И потом, только едой все не ограничивалось. Здесь дамы не только «кушали десерт», но и кружили голову кавалерам на маскарадах. Солидные господа
Так что жизнь летела птицей-тройкой! И ложились, ложились на зеленое сукно радужные царские сторублевки…
«Прага» не сдалась даже в годы серьезных исторических испытаний. В годы империалистической войны прежнее здание было надстроено трехэтажным павильоном, изящная колоннада оградила плоскую крышу, где на открытом воздухе тоже появились столики.
Не разделила она и печальную участь многих других ресторанов, почти безвозвратно рухнувших в первые же послеоктябрьские дни 1917 года. А только затаилась, тихо перекантовавшись во времена Гражданской войны, разрухи и голода. Между прочим, аскетичной поначалу рабоче-крестьянской власти изысканная роскошь бывшего «буржуйского» ресторана претила. А вот помещения глянулись.
В них сразу же разместили несколько магазинов, аукционный и комиссионные залы, кинотеатр под тем же названием, а также организацию под названием ИЗО РАБИС, которая опекала довольно большой коллектив безработных художников.
На нужды общепита здесь выкроили место только одному — кстати сказать, общественно-показательному учреждению — столовой № 20 Городского объединения предприятий по переработке продуктов сельскохозяйственной промышленности, или для краткости Моссельпрома.
Помните, как у Маяковского: «Нигде кроме, как в Моссельпроме!»
Первый пролетарский поэт воспел тогда этот «уголок» в своих стихах как общедоступный да образцовый, где «обеды вкусны и пиво не мутно». Впрочем, столь же положительно оценили его писатели Илья Ильф и Евгений Петров. Не зря же Остап Бендер — главный герой их бессмертного романа «Двенадцать стульев» — аттестовал бывшему предводителю дворянства, а теперь компаньону Кисе Воробьянинову это заведение как лучшее место в тогдашней Москве. А все потому, что, несмотря на все воинствующее убожество советского начальства и его какое-то маниакальное стремление всякую реконструкцию сводить к превращению любого «храма еды» в заурядную столовку, с «Прагой» этот номер не совсем удался. Даже в самые неблагоприятные для вкусной и здоровой жизни времена здесь посетителей обслуживали официанты и играл оркестр, которого после десяти сменяла эстрадная программа, а с двенадцати вступал в дело русский хор и звучали цимбалы.
В тот день, когда не по возрасту «взбрыкнувший» Киса привел в моссельпромовское царство простую советскую девушку Лизу Калачеву, цимбалы еще не играли. Но и без их томных переборов измученная постной вегетарианской пищей Лиза была просто сражена. Причем не столько качеством блюд — бывший предводитель дворянства раскошелился лишь на водочку под соленый огурец, — сколько «обилием зеркал, света и цветочных горшков».
Впрочем, когда девушка немного освоилась в этой непривычной для себя «роскоши», более всего ее «убили» заоблачные цены.
Но
Вот и доделили! Да так, что хватило только «комчван-ствующему» меньшинству.
А то уже не зевало — устраивало себе вовсю «сладкую жизнь». В 1929 году завсегдатаями вернувшейся к полноценной ресторанной жизни «Праги» стали профсоюзные чиновники из Союза строителей. Тайно учредив меж собой для интимных утех общество «Кабуки», они начинали свой вечерний отдых в пивной «Тетя». Затем перебирались в следующую. А завершали свой «культурный отдых» в «Праге», где гуляли до закрытия в два часа ночи. После чего нанимали автомобиль, захватывали проституток и перемещались к месту службы, в губотдел. В связи с отсутствием жилья завершающую часть ночи профсоюзные аппаратчики проводили с барышнями в рабочих кабинетах. Днем кое-как работали, а вечером, позаимствовав деньги из профсоюзной кассы, начинали новый поход с посещения «Тети». И далее — по уже хорошо ими освоенному маршруту.
Спустя некоторое время — по причине обнаружения пустой кассы — следственные органы все же избавили этих начальников от их прямо-таки изнурительной, в две смены «служебной деятельности».
Что, впрочем, нисколько не искоренило само явление. Ибо дело «Кабуки» давно пылится в архиве. А сладкая жизнь на казенный счет у российских чиновников только берет все новые и новые высоты.
Правда, в том же 1929 году поле злачных мест для подобной публики в Москве не только сократилось, но стало более «просматриваемым» агентами ОГПУ и потому неуютным. Случилось это вследствие того, что целый ряд ресторанов с первоклассной кухней — в том числе как-то «реанимировавшуюся» в этом плане «Прагу» — перевели на обслуживание исключительно иностранцев. В течение трех лет они обслуживали только зарубежных туристов и инженеров, без участия которых выполнение первого пятилетнего плана было бы просто невозможно. Поэтому в этот период оплата в лучших московских ресторанах осуществлялась только на иностранную валюту, а граждане собственной страны «могли совершенно не волноваться». Послабление вышло в 1933 году, когда в них ввели двойной прейскурант цен — на валюту и на советские деньги. Цены в советских госзнаках были, конечно, астрономические.
Более или менее приличный ужин на двоих с водкой и шампанским стоил столько, сколько получал квалифицированный рабочий за две недели труда на заводе.
Правда, уже к следующему 1934 году в стране начал складываться привилегированный слой новой советской элиты. И каждый, кто к нему себя причислял, тоже стал вхож.
В кругах близких к гастрономическому помешательству стали даже поговаривать о возвращении ресторанного мира дореволюционной Москвы. В той же «Праге» основу «художественной» части программы составляло выступление маленького, но совершенно замечательного цыганского хора. Старые поклонники угадывали когда-то знаменитых солистов — покорителей «Яра». В маленьком лысом старике-гитаристе в видавшем виды бархатном кафтане без рукавов с изумлением узнавали музыкального виртуоза Лебедева, аккомпанировавшего в свое время самой Варе Паниной. И, долго не отпуская со сцены, рукоплескали Марии Артамоновой. Зажигательная цыганская венгерка в исполнении этой любимицы Москвы времен нэпа обычно завершала вечер.