Легенды выживших (сборник)
Шрифт:
Народ, прогуливающийся по Арбату, шарахнулся в сторону. Милиционер, дефилирующий неподалеку, бросил взгляд на извивающегося певца, скривился, как от зубной боли, и медленно поплыл прочь. Арбат — московский Монмартр, где каждый изгаляется как может, и ему за это почти никогда ничего не бывает.
— Все, на сегодня торговле кранты, — сказал Толян и, зло сплюнув сквозь зубы, принялся собирать с прилавка значки, старые ордена, фуражки, облезлые от времени, а чаще искусственно состаренные каски и новые генеральские папахи. Все это он, не церемонясь, сваливал
Он смерил взглядом рослую и жилистую фигуру солиста.
— Ух, я б тебя, — мечтательно простонал он и хрястнул поддельной немецкой каской по прилавку. Пятно ржавчины на гнилом металле осыпалось внутрь и стало дырой.
— Ты б с товаром поосторожней, — неуверенно сказал напарник.
— С чем?
Толян удивленно уставился на товарища, как будто тот сморозил несусветную глупость.
— Это дерьмо — товар? Ты, Васек, перегрелся, да? Мы сегодня сколько заработали?
— Ну-у, — неуверенно протянул рыжий Васек.
Он был уже сам не рад, что вякнул не по делу. Толян был намного сильнее и старше на пять лет. По этой причине младшего брата он считал молокососом и в бизнес взял его исключительно по доброте душевной и в силу родственной привязанности, о чем каждодневно тому напоминал.
— Вот тебе и «ну-у…». Десять баксов за целый день. За целый день, а! Куда это годится?
— Никуда не годится, — покорно согласился младший брат, горестно повесив огненную голову, как приговоренный к смерти смутьян на картине «Утро стрелецкой казни».
— Правильно, никуда. А потому завтра мы едем за товаром.
— К Ровшану? — деловито спросил Васек.
…Ровшан исправно поставлял братьям для продажи ржавые награды Третьего рейха, потертые флаги времен Второй мировой войны, сшитые и умело состаренные на крошечной фабрике хитрого азербайджанца, а также иную дребедень из той же серии, охотно покупаемую толпами иноземных гостей, посещающих Арбат.
— Нет, братишка, хватит доброму дяде кланяться.
Толян задумчиво посмотрел вдаль.
— На поля мы с тобой поедем.
— К-как на поля?
Васька сделал глаза по пятаку.
— Запросто. Сядем на поезд и поедем.
— Так ведь… Так в прошлом году Кольке Семину ногу миной напрочь оторвало. А Шурик с Нового Арбата — тот вообще не вернулся. А Димон…
— Заткнись, — ласково посоветовал старший брат. Но Васек, пораженный услышанным, затыкаться и не думал.
— А Димон говорит, что черные копатели все напрочь продали душу дьяволу. И что он их встречает в ихней первой разрытой могиле и забирает душу в обмен на барахло мертвецов. Ты ж их видел, копателей. У них же глаза как у живых трупов, потому они всегда в темных очках и ходят сплошь все в черных кожанках, которые…
Звонкий подзатыльник прервал затянувшийся монолог. Васек скатился с ящика и наконец заткнулся.
— Вот так-то лучше, — удовлетворенно кивнул Толян. — Так вот, слушай и запоминай. Все когда-то начинают. Это раз. Во-вторых, бабушкины сказки ты кому-нибудь другому
— Ага, помню, — мрачно кивнул Васек. — У него крышу сорвало. До сих пор в дурдоме вместо тех автоматов дужки от кроватей чистит, а потом из них от санитаров отстреливается.
— Дурак, — с сожалением сказал Толян, застегивая доверху набитую сумку. — Это он от хорошей жизни тронулся. От водки да от наркоты. Деньги-то надо с умом тратить.
Васек пожал плечами и, примерившись, взвалил на плечи неподъемную сумку. Переноска товара с некоторых пор была его священной обязанностью.
— До тех денег еще добраться нужно, — прохрипел он из-под поклажи.
— Доберемся, — уверенно заявил старший брат. — Сам сказал, что Тарас вчера за паршивый крест полштуки поднял. Мы с тобой что, дурнее Тараса?
Вася ничего не ответил. Какая-то проклятая железяка сквозь ткань жутко давила на шею, и сейчас ему было не до философских споров. Он на ходу крутил головой и плечами, стараясь уложить сумку поудобнее, и думал о том, что его брат окончательно свихнулся, если решился на такое страшное дело.
Деревенька была маленькой, состоящей из десятка крохотных, полуразвалившихся избушек, похожих на стаю нахохлившихся воробьев. Из кривых крыш торчали пучки соломы, кое-где в квадратных дырах слепых окон вместо выбитых стекол были вставлены куски фанеры. Над трубой только лишь одной избы вился сизый дымок, и охотники за удачей облегченно вздохнули.
— Вроде кто-то там есть…
— Похоже, — согласился Васек. — Ну балдею, прям пейзаж из игры «Сталкер». Неужели в такой тьмутаракани люди живут?
— Живут, еще как живут, — усмехнулся Толян. — И бились в свое время с фрицами за эту тьмутаракань — будь здоров. А глядишь, если б не бились, пили б мы с тобой, Вася, не разбавленное пиво из ржавых бочек, а настоящее баварское с немецкими сосисками. И катались на «меринах».
— Кто-то, может, и катался б, — хмуро огрызнулся Вася, тряхнув рыжей головой. — А кто-то вкалывал бы на герра Ганса, кровавыми соплями умываясь.
Толян расхохотался.
— Это в тебе, братишка, школьная программа говорит, которая еще из башки не выветрилась. Ну да ладно, пошли. Может, местные пожрать чего продадут. А то, как с поезда сошли, так два дня уже на консервах живем. Так и загнуться недолго…
…Бабка была старая, скрюченная годами в дугу под стать своей покосившейся избе. Когда бесцеремонный Толян толкнул незапертую дверь и шагнул внутрь, ковырявшаяся в печке бабка не по годам резко обернулась, сжимая в руках почерневшую от сажи кочергу. В ее широко открытых, бесцветных глазах был такой ужас, что даже Толян слегка опешил и, отступив назад, чуть не сбил младшего брата, собиравшегося войти следом.