Легенды. Предания. Бывальщины

Криничная Неонила Артемовна

— Можете показать нам?

— Можем.

Ну, вот, и эти два старика, значит, сговорились. И один старик, значит, надел длинный балахон (раньше были) и черпугу на голову положил да простыню надел. Ну, и пошел туда, в лес, туда, на росстань, километра два от села. А другой старик этих двух учителей и повел туда ночью. Ну и говорит:

— Как очерчусь, так вы уж за черту не забегайте.

Отвел этих учителей и очертил там и стал вызывать, значит:

— Лес праведной, лесной праведной, приди-покажись

в лес. У меня приведены два учителя, они не признают лешего.

Проговорил так три раза, а там второй, значит (было сговорено, ольшинка вырублена с сухими листьями), да и вышел с кустов да листьями-то и шуршит.

И эти учителя как пустились бежать, так километра два до деревни так и бежали, не останавливалися.

А эти старики пришли домой, на второй день учителям говорят:

О горном

— Ну что, верите, что есть лесной?

— Да, верим теперь, что действительно есть тут лесной. Вот два старика и обманули двух учителей.

ЗОЛОТОЙ СТАРЕЦ И ГУБОШЛЕПЫ

Золота и серебра в Олонецком крае чрезвычайно много, но народ забыл об этом и не знает тех мест, где эти металлы находятся.

Как-то раз (…), еще в царствование Грозного-царя, по северной губе Онежского озера плыла большая лодка с рыбаками. Вдруг видят рыбаки, как по берегу идет им навстречу старичок ветхий-преветхий, с трудом плетется. Видно, что он очень тяжел и грузен: идет он и подпирается палкой, которая под тяжестью его так и гнется.

— Возьмите меня к себе в лодку, добрые люди, — запросился старик.

— Нет, дед, — отвечали ему рыбаки, — нам и самим тяжело плыть, — трудно нам справиться, а тут еще тебя, старика, взять с собою! Нет, дед, иди себе с богом!

— Понудьтесь малость, ребятки, — снова взмолился старик, — возьмите меня в лодку: ей-ей, говорю, большую корысть от меня наживете.

Но рыбаки снова отказали ему. Долго просил ветхий старец взять его в лодку, так и не допросился.

— Ну хоть батожок мой возьмите, — просил их, — он очень тяжел и мне не под силу.

— Станем мы из-за твоего дрянного батога тратить время и причаливать к берегу, — отвечали ему с лодки.

Тогда старик бросил в лодку свой батожок, который рассыпался весь на золотые и серебряные слитки, а сам ушел в расселину скалы и скрылся из глаз изумленных рыбаков.

Ахнули рыбаки, да поздно за ум взялись. Так и не узнали до сих пор, где в горах северной части Онежского озера скрывается золотая и серебряная руда.

СПАСИБО ГОРНОМУ

Семнадцати лет от роду зачал я работать. Не знал ничего. На Калмыковке работал в ортах. Однова отробились, горный смотритель Сартаков оставлят нас докатывать огни. И чо такое? Впереди как будто тачка гремит, кто-то еще робит. А все ушли,

кроме нас.

Я спрашиваю:

— Дяденька, это чо?

— Дурак, это горный тачку катат. Знай горного!

Потом на Веселой робили в орте. Приходит к нам становой:

— Ребята, ступайте обедать.

Время не такое, да ежели становой велит — почему не пойти? Только вылезли — гора пошла. Всех бы захоронила.

Становой навстречу нам бежит:

— Вы как догадались, што гора пойдет?

— Да вы же нас обедать позвали.

— Не звал! Чо вы — с пьяных глаз?

Горный позвал, спасибо ему.

ГОРНЫЙ БАТЮШКА

Однова на Касьме нарядчик бегал по всем ортам:

— Ребята, вылазьте, гора пойдет!

Выбежали, гора и верно пошла. Двое в ортах остались, не послушали, так их воздухом повыкидывало, на три сажени от горы отметнуло, зашибло.

А нарядчика никакого нет. Что за диво? Ребята потом догадались: это кричал горный батюшка.

В одно время на прииск приехал исправник в двенадцать часов ночи. Нарядчики все спали. Он их вытребовал, велел всех перепороть.

— Как смеете спать! Рабочие робят, а вы спите.

Рабочим приказал собраться, спрашивает:

— Хорошо ли нарядчики относятся? Жалобы есть?

Ребята помялись, потом говорят:

— Как не быть, есть. Дерут нас нарядчики нещадно, бьют правилкой.

Исправник разгневался, еще раз их перепорол, нарядчиков-то. И уехал. Рабочие говорят:

— Вот это исправник! С испокон века такого не бывало.

Больно уж добрый человек. Справки о нем навели. И вышло, что никакой исправник не приезжал. А это горный батюшка заступился.

Было еще так. Только начали новую шахту — ночью сделался шум. Выскочили из бараков — шахта ходуном ходит.

Горный батюшка пришел. Ворочает, ломает, только крепи трещат. Все изломал, всю шахту. Потом ушел.

Стали думать, как быть. Горному шахта неугодна. А место богатое, бросить жалко. Начали новую шахту. Добили до плавунов — вода! Еле вытащили забойщиков. Еще бы немного — потонули бы все. Старики-то и говорили:

— Не послушали горного, а ведь он, батюшка наш, знак подавал, што робить нельзя.

У нас не говорили: боже, помоги. У нас говорили: дай, горный!

(…) А был он вроде черта, только добрый.

НЕ УГОДИЛ ГОРНОМУ

Как на Казанах Петрова Кирюху задавило в машине через горного.

Была машинна избушка, промывальна чаша там стояла. А квартир не было. Кирюха Петров пришел, нанялся в контракт. Квартиру не дают, говорят:

— Иди в машинну избушку, живи.

На Троицу я позвал его в гости. Гуляли. Потом он говорит:

— Идемте ко мне.

Приходим. Ребятишки его заплаканы, притаились в углу на лавке.