Легенды. Предания. Бывальщины
Шрифт:
Царь с царицей заняли тронное место, и задает ни с того ни с чего вопрос:
— Ответь мне, господин Чернышевский, почем ноне свинина?
Все удивились, некоторые даже громко ахнули, а Чернышевский встал и как ни в чем не бывало отвечает:
— Ежели свиньи такие, как ты с царицей, то нипочем.
От такого ответа царь с царицей в обморок упали.
Чернышевского сначала за это посадили в крепость, а потом осудили и в Сибирь на каторгу привезли.
(…) Чернышевский был самым главным и умным сенатором
Однажды они до того доспорили, что Чернышевский сказал ему:
— По наружности ты царь, а по уму — баран.
Царь сразу же позвал стражу, заковали сенатора в цепи и в Сибирь. А с дороги видит Чернышевский, что его везде с лаской встречают, он и отписал царю: «Доброго человека и цепи украшают, а барана и в золоте не уважают». А весь спор-то, говорят, между царем и сенатором шел из-за того — нужен народу царь или нет. Чернышевский говорил, что народу нужен царь, как попу гармонь али рыбке зонтик, а царь говорит сенатору — без царя, что без бога, не дойдешь и до порога.
Хоть и пострадал за это Чернышевский, а он был прав. За то народ ему почесть отдавал.
МИФОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОЗА:
Былинки, бывальщины, псевдобылички, легенды
О лешем
Нашински мужики не однова в лесу лешего видали, как в ночное ездили. Он месячные ночи больно любит: сидит, старик старый, на пеньке, лапти поковыриват, да на месяц поглядыват. Как месяц за тучку забежит, тёмно ему, знашь, — он поднимет голову-то да глухо таково:
— Свети, светило, — говорит.
Дед мой был рыбаком. Рыбачил он на реке. Речка не так большая.
Вот в одну прекрасную ночь ехал с лучом и встретил лешего: стоит одной ногой на берегу, второй — на другом.
Дед вынужден был проезжать между них, между ног этих, и говорит:
— К этим бы ножищам да красные штанищща — был бы молодец!
Леший перешагнул реку, пошел в лес и захахал с повторением:
— Ха-ха-ха! К этим бы ножищам красные штанищща — был бы молодец!
А речка была примерно с Петровский канал шириной. Свободно леший мог переступить и бывшую Мариинскую систему…
А после заката уж. Мы домой идем, а я частушки пою, девушкой — молода была. А за рекой так длинно, дли-и-инно, очень длинно так запело. И так запело, песни не знает, а даже заунывье берё. И еще пуще. А мама мне и говорит моя:
— Замолчи!
— Что тебе, жалко? Крещены песни поют, а ты жалеешь петь.
— Я говорю, замолчи.
— Ну, мама, вот уж я не знаю.
А никого ведь близко нет, никого,
— Я тебе говорю, что замолчи.
— Мама, а кто поет это?
— Замолчи.
— А мама, скажи, кто поет?
— Я тебе говорю, замолчи.
Я забоялась. Там еще маленько попело. Я замолчала — и затихло.
Батюшко приходит:
— Где заводим сено?
А мама — та и говорит:
— Тут слыхали байканьё, тут лешего водительство есть, тут, — говорит, — байканьё и плач ребячий слыхали, тут жительство есть за рекой. Ну, ему нужна река, промежка.
Да я забоялась, на дороге стою, дак не смею, что леший унесё. И припустили. Да что делать…
Пришли, надо ночевать там. За водой идти — не смею и в хате оставаться не смею — леший унесет. И болей никого не видала, вот только слыхала.
А то раз заночевал человек в лесу. Сидит у костра да шаньгу ест. И вдруг слышит и треск, и гром — идет кто-то. Посмотрел это он: а лесовик идет, а перед ним, как стадо, и волки, и медведи, и лисы бегут. Так и лоси, и зайцы, и всякое зверье лесное. Как же он испугался — и боже мой, а тот к нему подходит:
— Что, — говорит, — человек, шаньги дай кусочек.
Дал он ему шаньги половину. Тот давай ломать да зверям давать, так и шаньга у него не меньшится. И волки сыты, и медведи сыты, и зайцы сыты. Вот лесной и говорит:
— Ты домой иди, не бойся, если волки тебя стретят, ты им скажи: шаньги моей кушали, а меня не трогайте.
Ну, он и пошел, а звери за ним. Тот человек тоже домой пошел — жила у него вся дрожала. А бегут ему стрету волки, таки страшенны — сейчас съедят. А он и скажи:
— Мою шаньгу кушали, а меня не троньте.
Ну, они и убежали. Так он и домой пришел. И зверя никакого не боялся.
Вышел один охотник рано утром, еще до солнца, на чучела (т. е., стрелять тетер на чучелы, из будки), а будка-то у него была очень далеко от деревни. Своротил он с дороги и идет на свое место. Пришел, поставил на березу чучело и стоит.
Слышит: шум в лесу и все ближе к нему двигается. Он за сосну и спрятался. Вот и видит: мимо сосны этой старик с вицею в руке гонит стадо лисиц — штук этак с тридцать. Увидал это мужик да и своим глазам не верит «Постой, — думает, — одну подстрелю». Только что он подумал это, а старик и грозит ему хворостиной. Мужик опустил ружье и говорит:
— Дедушко! Дай мне одну.
— Нельзя-нельзя! Это отданы уж, а тебе чрез неделю на этом месте двух уже дам — приходи! — отвечал старик.
Старик ушел и лисиц угнал.
Через неделю мужик приходит опять на это место и смотрит: прибегает лисица — он выстрелил в нее. Не успел этой подобрать, смотрит: другая прибежала — он и эту убил.
В некотором царстве, в некотором государстве, именно в том, в котором мы живем, в одном поселке жил охотник. Только это не сказка, а быль.