Легкая поступь железного века...
Шрифт:
Они поднялись наверх, прошли в уже знакомую Наталье светелку. Вельяминова подошла к окну, взглянула вниз на залитый серебристым сиянием двор, да так и осталась стоять, сложив руки на груди.
Павел пристально смотрел на нее, лунный свет из окна падал на его лицо, и Наталья читала в нем сильное волненье и… горячее желание ее оправдания. Девушку охватило смятение, она почувствовала, что вот-вот расплачется.
— Вы не верите мне?
— Не могу пока ничего ответить. Да я и не вправе…
— Нет, вправе, —
И принялась рассказывать. Павел узнал все — начиная с ужасного для Натальи дня, когда открылось, что Петруша Белозеров ее не любит, и заканчивая тем, что произошло в этой комнате несколько минут назад, пока сам Павел Дмитриевич сражался с Фалькенбергом. А произошло вот что…
По приставной лестнице Наталья, а за ней и Елисей, проникли в комнату Наденьки, и молоденькая графиня упала на грудь подруги.
— Все с вами хорошо, барышня? — торопливо осведомился Елисей, поняв, что тут его помощь не нужна. — Ну, запирайтесь, никого покамест не пускайте, а я — к Павлу.
Наденька тихо плакала.
— Все будет хорошо, Надин, — утешала ее Вельяминова.
— Я боюсь, — всхлипнула, как ребенок, Наденька. — Наташа, ведь меня опоили и обвенчали с Фалькенбергом. Этот… этот отец Франциск…
— Теперь уж не страшно, — успокоила Наталья. — Мы тебя вызволим… Но мне надо кое-что тебе сказать… Надя, от Фалькенберга я узнала, что отец твой арестован за переход в католичество.
— О Боже! — Надя теперь уже в голос разрыдалась.
— Думаю, тебе необходимо на время скрыться… отдохнуть… Ну и подумать, как дальше быть, — продолжала Наталья. — А сейчас, прости, мне нужно тебя кое о чем расспросить.
Наденька устало вздохнула.
— Если хочешь…
— Не хочу, но должна. Где бумаги, о которых говорила ты в этой комнате немцу?
Надя вырвалась из ее объятий.
— Неужели, — закричала она, — неужели все только и живут гнусными политическими интригами?! Я понимаю — этот негодяй Фалькенберг, даже пойму — мой отец… Но Александр… и теперь вот ты…
— А при чем тут Александр? — быстро отозвалась Наталья. — Ты ведь говоришь о моем брате?
Надя отвернулась и пробормотала что-то неразборчивое.
— Что с тобой, Наденька? — Наталья положила ей руки на плечи. — Не скрывай сейчас от меня ничего. Умоляю тебя… Мне и так нелегко…
— А мне легко? — выкрикнула Надежда. — Он сам просил меня… взял слово, что я тебе ничего не скажу.
— Кто?
— Да брат твой!
— О чем… просил?
Надя с силой сжала бледными пальцами виски.
— Прости, Наташа… Мы с Александром любим друг друга.
— И ничего не сказали мне! — потрясенно выдохнула Вельяминова.
— Это он настоял! — упрямо повторила Наденька.
Некоторое время Наталья осмысливала новость.
—
— Хорошо… — эхом отозвалась Наденька. Она отвернулась к окну, и все плакала, плакала, не переставая.
— Надин! — окликнула ее Наталья.
Надя не отвечала.
— Ну полно, Надин. Как ты думаешь, что происходит сейчас внизу? Я прошу тебя, перестань упрямиться. Ты не знаешь, во что меня втянули! Ты ничего еще не знаешь… Умоляю, скажи, где эти несчастные бумаги!
— У игумена Ионы, — прошептала Надежда.
— Что?!
— Ты же знаешь, что отец Иона — мой духовник. Когда на днях я посылала Дашеньку передать от меня пожертвование на монастырь, я отдала ей также и сверток, где были бумаги… с письмом от меня.
— И ты не побоялась, что это может повредить отцу игумену?!
— Нет, не побоялась! Никому и в голову бы не пришло искать их у него.
— А если бы Дарья твоя проболталась?
— Она не болтает о моих делах. К тому же она ничего не понимала в данном ей поручении.
— Ну что ж… О Боже! Что за крики, Надя?!
Девушки выбежали из комнаты, спустились по лестнице…
Дальнейшее Павлу было известно. Он слушал Наталью, не проронив ни звука, а когда она закончила, неожиданно опустился перед ней на колено и поцеловал ее руку.
— Простите меня! — сказал с чувством. — Простите, я обидел вас…
— Нет, я не в обиде, — грустно проговорила девушка. — Просто я запуталась… Не знаю, что мне делать…
— А делать что-либо теперь предоставьте мне, — быстро проговорил Павел, энергично поднимаясь с колен. — Начинается мужская игра. Поезжайте в свое Горелово, а я заберу у отца Ионы бумаги и отвезу их графу Бестужеву… Если, конечно, вы мне доверяете.
— Доверяю! — Наталья просияла. — Но… вы ничем не рискуете?
— Чем же это? Нет, конечно. Тогда как вам в столицу возвращаться ну никак нельзя, вы уж мне поверьте! Стало быть, сейчас мы расстанемся. Я с Елисеем и барышней Прокудиной отправлюсь в монастырь, а вы — в свое родовое гнездо. На Сеньку вашего можно положиться? Доберетесь вдвоем? Проводил бы я вас, да время не ждет!
— На Сеньку — вполне можно. Ах, Павел Дмитриевич, как же я вам благодарна! — Наталья хотела еще что-то сказать, но запуталась в словах. Негромко добавила:
— Нужно предупредить Надю… Но… как же я узнаю, успешной ли окажется ваша поездка в столицу?
— Я приеду к вам в Горелово.
— В Горелово? Хорошо, — она кивнула. — Только сначала… у нас есть роща вдоль реки, как раз на въезде в именье, вам каждый укажет. В ней охотничий дом… справа, если ехать сквозь рощу по широкой тропинке… вы его сразу увидите. Я буду, как время подойдет, присылать туда Сеньку каждое утро. Когда вы думаете вернуться, если все пойдет хорошо?
Вместе подсчитали дни.