Легкие шаги в Океане
Шрифт:
– И напрасно. Вашей невесты нет в Москве. Она сейчас живет в Подлипках, на даче своих родителей. Так что вам нечего опасаться в ближайшие две недели.
– Вам легко говорить… – не сдавался Казаков. – От Подлипок до Москвы легко добраться на электричке. Никто не помешает этой… страшной женщине п-приехать и… сотворить что угодно.
– Вы преувеличиваете. Госпожа Слуцкая вовсе не такая кровожадная.
– Все ясно! – сопел в трубку Казаков. – Она и вас обвела вокруг пальца. Прикинулась невинной овечкой.
– Я
– Вы полагаете, этого достаточно?
– Вполне.
Казаков бросил трубку и застонал от собственного бессилия. Он беззащитен! Никто не хочет заниматься его спасением. Никому нет до него дела.
Вадим Сергеевич понуро поплелся в кухню. Глоток валерьянки не помешает. Только сейчас он услышал, как разрывается дверной звонок. Ольга Антоновна вернулась из гастронома с полными сумками и уже минут пять трезвонила.
– Ключи забыла, – оправдывалась она, втаскивая сумки в прихожую. – Ты почему не открывал? Я уже бог знает что передумала!
– Ой, мама… – Казаков со страдальческим выражением лица опустился на табуретку. – Мне бы твои заботы!
– Вадичек, – защебетала та, разгружая продукты. – Знаешь, кого я встретила? Мою подругу Дору. В молодости мы были неразлучны. Потом она вышла замуж и уехала в Питер. Приглашала меня в гости, но мне все было недосуг. А когда ты родился, поездку тем более пришлось отложить. Столько лет прошло! Я уж думала, мы больше не увидимся. И вдруг вижу – стоит в очереди за хлебом моя Дора. Постарела, конечно, поправилась. Но я ее сразу узнала! Представляешь, как я удивилась? Оказывается, она уже пять лет в Москве, с тех пор как умер ее муж.
– Очень интересно, мама, – промямлил Вадим Сергеевич.
У него разболелась голова, и выслушивать всякую белиберду о маминой подруге юности не хотелось. Какое это имеет значение?
– Дора переехала в Москву к сыну, – торжественно заявила Ольга Антоновна. – Ты знаешь, кто ее сын?
– Какой-нибудь торгаш?
– Дора еврейка, да будет тебе известно. И муж ее был еврей. Но не все евреи занимаются торговлей, Вадик. У них светлые головы, и они умеют пробиваться в жизни. Сын Доры – богатый человек. Я не знаю, какой у него бизнес, но на заработанные деньги он открыл несколько частных гимназий и теперь открывает высшее учебное заведение. Ему нужен толковый специалист на математический факультет.
– Меня не возьмут, если ты это имеешь в виду, – вздохнул Вадим Сергеевич.
– Там ты будешь получать втрое больше, чем в своей школе!
Казаков разозлился. Мать как будто не понимает, что за времена настали. На хорошее место без протекции или родственных связей не устроишься.
– Мама! Оставь свои прожекты, ради бога!
– Да почему же прожекты, Вадичек? – залепетала готовая расплакаться Ольга Антоновна. –
– Ладно, давай визитку, – смягчился он и взглянул на имя. – Самуил Маркович Ройзман. Ну и ну…
– Сегодня же вечером позвони ему! – обрадовалась мама.
Казаков так и сделал. Ройзман разговаривал с ним вежливо, но строго и по-деловому.
– Мама отрекомендовала мне вас как математического гения, – сказал он. – Охотно верю, что это так и есть. Тем легче вам будет пройти по конкурсу.
– Ка… какому конкурсу? – сразу скис Вадим.
– Видите ли, – вздохнул Ройзман, – у меня лично не вызывает сомнений ваш высокий профессионализм, но… таковы правила.
– Да… да-да, конечно…
Настроение было испорчено. Какого дьявола он должен распинаться перед этим Ройзманом, который ни бельмеса не смыслит ни в алгебре, ни в геометрии?! Небось в школе еле тянул на тройки… А теперь он важная персона – бизнесмен! Извольте ему поклоны бить!
Накручивая себя, Казаков не на шутку разъярился. Усевшись ужинать, он не смог проглотить ни кусочка.
– Что с тобой? – огорчилась Ольга Антоновна. – Ты, часом, опять не заболел?
– Твой Ройзман… – от благородного негодования Казакова душили спазмы, и каждое слово давалось ему с трудом. – Потребовал… чтобы я сдавал ему экзамен. Каков наглец! Конкурс он решил устроить! Недоучка, троечник… посредственность!
– Вовсе он не троечник, – обиделась за Ройзмана Ольга Антоновна. – Самуил окончил школу с золотой медалью, а потом еще два института с отличием. А конкурс… Сейчас все так делают. Это обычная формальность, Вадик. Не понимаю, чего ты кипятишься?
– Может быть, мне еще ножкой перед ним шаркать прикажешь? Чего изволите, господин Ройзман… Как вам будет угодно, господин Ройзман…
– Ты просто не в духе, Вадик. Прими снотворное, выспись хорошенько. Утром все будет по-другому.
Снотворное подействовало, и спустя полчаса Казаков крепко уснул.
Посреди ночи его разбудил странный шум. Кто-то пытался снаружи открыть окно, стучал и царапал по стеклу. Вадим Сергеевич вскочил. Окно было закрыто. Внизу, во дворе, залитом ярким светом луны, стоял человек и смотрел на Казакова.
– Кто вы? – прошептал Вадим Сергеевич пересохшими губами. – Что вам нужно?
Непостижимым образом человек его услышал.
– Это тебе нужно, – ответил он. – Ты хочешь получить должность руководителя математического факультета. Не так ли?
– Д-да… Но откуда вы узнали?
Человек глухо засмеялся.
– Я – Дед Мороз! Санта-Клаус! Фея, исполняющая желания! Или… Призрак Ночи. Как тебе больше нравится?
Казаков в ужасе отшатнулся от окна. Он пытался закричать, позвать на помощь, но из горла раздавались сдавленные хрипы.