Легкое сумасшествие по имени любовь
Шрифт:
Я поднялась к себе и повалилась на кровать, гадая, любая ли разведенная женщина чувствует то же самое, или это я такая особенная. Мне с самого начала не стоило ни на что надеяться. И насчет возможной работы тоже. Все это слишком нелепо.
Через несколько минут в дверях возник Фонтейн с уложенными волосами.
— Какого хрена ты тут делаешь?! — воскликнул он. — Твой Мак-Рыцарь в сверкающих доспехах уже скачет сюда.
— И что?
— И то. Иди, наведи марафет. Прихорошись, припудри носик. Часики-то
Я наугад пнула его другой ногой.
— Фонтейн, он едет к Доди, а не ко мне. Меня он не интересует. И даже если бы он меня интересовал, а он, повторюсь, меня не интересует, я не хочу становиться посмешищем.
— Ты что, правда такая тупая? — Он отпустил мою ногу. — Ты не видела, как он глазел на тебя вчера вечером?
— Ничего он на меня не глазел. — Я села.
— Еще как глазел! А ведь ты выглядела как черт. Так что давай-ка нарядись, и начнется веселье.
Он распахнул шкаф и начал там рыться. Самомнение похлопало меня по плечу. До меня начал доходить смысл слов, сказанных Фонтейном.
— Он правда на меня глазел, или ты все выдумываешь?
Фонтейн старательно отводил глаза:
— Детка, я бы стал тебе врать?
— Еще как.
— Это — да. Стал бы. Но сейчас я не вру, так что топай в ванную и накрась глаза!
К тому моменту, как приехал доктор Мак-Бегун, я уже была причесана, начищена, увлажнена, накрашена и одета в сарафан. Фонтейн выглянул из окна ванной, когда мы услышали звуки автомобиля, остановившегося перед домом.
— Там БМВ с откидным верхом, — поделился он наблюдениями.
Естественно! На чем же еще катать аргентинскую супермодель? Я посмотрела в зеркало, надеясь увидеть чудесную трансформацию, но из него на меня глядела та же посредственность, что и всегда.
— Тебе очень идет новая прическа, — сообщил Фонтейн, взбивая мне волосы. — И я был прав насчет темно-каштанового. Никогда больше со мной не спорь.
— Каштановые волосы и карие глаза. Как-то очень уж банально, не находишь? — поинтересовалась я.
— Наоборот, экзотично и таинственно.
Я самокритично засмеялась. По экзотичности я могла соперничать с ванильным йогуртом.
— А вот ржешь ты не очень сексуально. Надо бы над этим поработать. — Фонтейн вышел из ванной и поспешил вниз к двери.
Я задержалась еще на минутку. Не хотелось сразу наваливаться на Деза всей толпой. Я решила подождать, пока он зайдет, чтобы спуститься и произвести впечатление своим появлением. Даже если он меня совершенно не интересовал. Исключительно ради практики. Я услышала, как открылась и закрылась дверь, а потом до меня донеслись голоса. О боже мой! Какой же у него акцент.
— Здравствуй, Фонтейн. Миссис Бейкер. Как вы себя чувствуете?
— Мне гораздо лучше, когда ты здесь. И я помню, что просила
— Так точно, мадам.
Я досчитала до ста и спустилась по лестнице такой походкой, будто я совершенно случайно проходила через гостиную на пути в какое-нибудь загадочное место.
Перед моими глазами предстала Доди, царственно возлежащая в шезлонге в красно-золотом шелковом халате. Это был подарок от дяди Уолтера на их шестнадцатую годовщину свадьбы, якобы купленный в сувенирной лавке возле Великой Китайской стены. Дез сидел рядом с ней, держа ее за запястье.
Он посмотрел на меня, и у меня перехватило дыхание. Мне показалось, или я уловила тень восхищения в его глазах? Я втянула живот на всякий пожарный и заулыбалась:
— О, привет.
Фонтейн отвернулся, притворившись, что закашлялся.
— Привет, Сэди. Отлично выглядишь, — ответил Дез.
Доди едва не захлопала в ладоши.
— О, спасибо, — снова подала голос я, одернув верх сарафана непринужденным жестом, означающим «что вы, это просто старье».
Джордан подбежал ко мне и обвил ручонки вокруг моей талии.
— Почему ты такая класивая, мамуля?
Я погладила его по голове и шепнула:
— Это обычный сарафан, милый. Я ношу его постоянно.
— Нет, не носишь, — насупился Джордан.
— Эй, Джей, не хочешь конфетку? — перебил его Фонтейн, зарезав этот спор в зародыше.
Я мысленно поблагодарила брата.
Дез вновь повернулся к Доди:
— Ну что, посмотрим?
Он размотал бинт, и Пейдж нагнулась поближе, положив руку ему на плечо.
— Ого, какие странные швы, — удивилась она.
Он улыбнулся:
— Ты так думаешь?
— Конечно. — Пейдж кивнула. — Как у чудовища Франкенштейна, только не такие зеленые.
— Пейдж, отодвинься, ты ему мешаешь. — Я потянула ее за рубашку.
— Да нет, не мешает, — возразил он. — Пейдж, достань из сумки такую белую квадратную штуковину.
Она залезла в его сумку и вытащила марлю. Мы стали смотреть, как он намазал и заново перебинтовал рану.
— Дез? — прошептала Пейдж, нагнувшись к его шее.
— Что?
— Мне нравятся твои духи.
Он на секунду вздернул голову, но потом опустил ее еще ниже. Я вспомнила, как он рассказывал про сестру, брызгавшую на него цветочными духами.
— Это одеколон, Пейдж, — поправила я. — Мальчики пользуются не духами, а одеколоном.
Доди вмешалась в разговор:
— Я ничего не чувствую. Нагнись поближе, голубчик, дай мне понюхать.
— Боже, Доди! — ахнула я. — Нельзя просить кого-то дать себя понюхать. Это невежливо!
Дез залился румянцем. Доди парировала:
— Нет, неправда. Невежливо говорить кому-то, что от него воняет. К тому же я знаю, что от него хорошо пахнет. Ты мне сама вчера говорила.