Лекарь драконьей матушки
Шрифт:
— Пора ужинать, — улыбнулась я, радуясь, что повар успел точно в срок.
— Да, пожалуй, — заметила императрица, резко сменив гнев на милость.
Так! Тут что-то не так! Она как-то быстро согласилась. Не порядок!
— Несите сразу мне! — приказала императрица, а служанка покорно понесла золотой поднос через всю комнату мимо меня.
Она поставила его на столик, а императрица собиралась сама взять вилку, как вдруг… уронила ее на пол, едва ли не крякнув от досады.
— Я же говорила вам, — заметила я, поднимая вилку и унося ее мыть. — Что у вас слишком
Я принесла ложку, собираясь разломать котлету ложкой, как вдруг предчувствие, которое вдруг у меня обострилось, заставило меня поднести кусочек не к ее рту, а к своему.
— Ты кто такая, чтобы есть с тарелки императрицы! Я не буду есть после тебя! Я брезгую! — произнесла императрица, а я вдруг почувствовала приятный вкус специй.
Да твою ж налево!
— Считайте, что я — дегустатор. Чтобы вас не отравили! — ответила я, понимая, что не ошиблась. Котлета хоть и была замаскирована под диетическую, таковой на самом деле не являлась, пестря разнообразием вкусов. Внутри котлеты было масло, а я прожевала кусочек и проглотила.
А я уж думала, что страшнее «добреньких» родственников ничего нет. Оказывается, есть! Слуги — подхалимы.
— Я после тебя это есть не буду! — повторила императрица.
— И не надо! Котлета приготовлена неправильно! Не так, как я говорила, — произнесла я, убирая порцию на стол. — Уносите обратно! И передайте повару, что еще один такой фортель, и я нажалуюсь императору!
У повара наверняка семья. И он хочет сейчас выслужиться перед императрицей, чтобы потом напомнить ей, кто сделал ее жизнь сносной и даже приятной во время “сурового” лечения.
Я понимала, что подхалимов во дворце хватает. Поэтому решительно направилась к двери. Кто посолит, кто поперчит лишний раз котлету, чтобы угодить ее капризному величеству, а в итоге ухудшение.
Только сейчас, когда я стояла в коридоре, до меня дошло, что все, что сегодня было, было лишь представлением для императора. И мнимая смерть, и чудесное исцеление от глотка какой-то сомнительной дряни. Все это было направлено на то, чтобы вышвырнуть меня из дворца, а на мое место поставить добренького Дуремара, чьи пациенты мрут как мухи от дихлофоса.
Чувство обиды заполонило меня. Из-за этого представления я чуть не лишилась жизни!
— Спокойно, — выдохнула я. — Сейчас нужно поговорить с императором. Да, опять! Я понимала, что в этом дворце я — никто. И распоряжаться мне права не давали. И сейчас я хочу это право получить. Мне нужно совсем чуть-чуть прав, чтобы обезопасить императрицу от “доброты” и “сострадания”.
Вспомнилась одна лежачая бабка и палец. Держу я бабку на диете, делаю массажи. Бабка порозовела, стала куда более энергичной. Если раньше она лежала лежнем, рассказывая всем о том, в каком гробу ее заколачивать, то после недели со мной бабушка очень захотела жить. А потом приехала ее любящая и сердобольная дочка. Три недели дочка ухаживала за матерью. А потом снова позвонили мне. Я пришла, видя, что бабушка в носочках. Ну, думаю, позаботились, чтобы ножки не мерзли.
“На одной ноге мизинец почернел! На другой безымянный!”, — кричала я в трубку ее дочке. “Ой, а я йодом помазала… Думала, пройдет! А что? Не прошло?”. На мои крики прилетел бабкин сын.
Методом допроса я узнала, что бабушке устроили праздник живота. Кормили ее всякими вкусностями. И бабка была вполне довольна.
Бабушку прооперировали. Можно сказать, отделалась легким испугом и двумя пальцами. А ведь могло быть и хуже!
Эта мысль меня подстегнула. И я направилась в сторону покоев императора. Роскошная дверь, уходящая под потолок, пугала меня. Мне казалось, что я сама нарываюсь на неприятности. Но если так дальше будет продолжаться, то императрице станет только хуже.
Я занесла над деревяшкой согнутый палец, чтобы постучать.
“Одумайся!” — послышался внутренний голос. — “Ты еще можешь уйти!”.
Я сглотнула. Да, могу. Но не стану, ведь на кону жизнь пациентки!
И тогда я постучала.
Глава 12. Дракон
Я стоял в своей комнате, рука сжата в кулак, и чувствовал, как гнев кипит внутри меня, словно вулкан, готовый извергнуться.
Мать… Как она могла? Как могла так подло поступить, устроить это представление, чтобы избавиться от Августы Сеннет?
Я никогда не думал, что моя собственная мать способна на подобное — на мелкую ложь, на театральную игру, на мелкое коварство. Она сымитировала слабость, чтобы я казнил невиновного человека!
Казнить невинного! Сейчас! Когда ситуация вокруг короны такая напряженная.
Все прекрасно видят, что я продолжу политику отца и не стану выстилаться перед знатными родами, осыпая их незаслуженными милостями.
Я вспомнил взгляд.
Серые, красивые женские глаза, распахнутые от ужаса.
Они до сих пор передо мной, словно призрак.
— Вон! — скрипнул зубами я, пытаясь прогнать наваждение. — Я не должен поддаваться слабости. Пусть радуется тому, что я сохранил ей жизнь.
Но даже эти слова, сказанные сквозь зубы, никак не умаляли чувства, что я чуть не совершил непоправимую ошибку. В самом начале своего правления.
И сейчас… сейчас я чувствую себя глупо и опустошенно. Я так устал разгребать завалы имперских дел, а тут еще удар в спину от матушки.
Я не узнавал ее. Из властной, рассудительной и мудрой женщины она превратилась в капризного ребенка, который не задумывается о последствиях своих поступков!
Да. Я был жесток, возможно, даже чересчур. Но я не позволю считать, что я слабый, поддающийся манипуляциям. Не позволю считать, что я просто драгоценный мальчик-тень, мальчик-символ, мальчик-знамя, спрятанный за пышными юбками своей властной матери.
Я поморщился. Но снова передо мной встали серые глаза целительницы, в которых плескался страх. Они словно заглядывали мне в душу.
Да. Мне было больно принимать это решение о казни.
Страшно обрекать на смерть молодую, красивую девушку.