Лекарка поневоле и 25 плохих примет
Шрифт:
С грыжей поступила так — сняла воспаление, осторожно вправила её, заклинаниями усилила хрящи и мышцы, а пациенту наказала сделать на поясницу широкий кожаный ремень-корсет и сурово потребовала носить его во время работы, особенно при поднятии тяжестей. Кроме того, почаще есть холодец и регулярно отдыхать. Он покряхтел, но обещал новый режим соблюдать и вернуться ко мне через пару недель. Я прекрасно понимала, что не решила проблему, а отсрочила её, но ничего лучшего на данном этапе не придумала.
Пока образовалось затишье, быстренько пообедала
У старого целителя нашёлся совершенно потрясающий аптекарский шкафчик, в котором завалялись некоторые бесценные сокровища, например, баночка с марганцовкой. Мне не терпелось разложить свои травы по ящичкам и прикрепить на них аккуратные бумажные ярлычки, но пока что требовалось навести порядок в приёмной и организовать всё так, чтобы было удобно.
Следующих пациентов встретила как образцовая лекарка — в чистом передничке расставляя в шкафчиках зелья. Часть требовалось хранить в холодильном ларе, и я вытащила маленький в приёмную, а большой целиком выделила под еду — всё же это удобнее и логичнее. Прикупить бы ещё один, отдельно для мяса...
В мечты о насущно-бытовом ворвалась колоритная пара — рослый статный парень лет двадцати и его сухонькая невысокая матушка. До чего умильная картина! В приёмную они зашли небольшими шажками, а потом сели на стулья для посетителей и принялись разглядывать меня.
Я церемонно села за массивный стол напротив них, припоминая, что в арсенале Ланы есть отличное средство против артрита.
— Ясного дня! На что жалуетесь? — ласково спросила я.
— Ясного!.. Да вон у нас рука токает, — ответила милая женщина.
— Рука токает? — вскинула брови я, пытаясь понять, что имеется в виду. — У обоих? Одна и та же?
С одной стороны, я вроде бы просила приходить только в случае срочной необходимости, с другой — испытывала глубокую благодарность к новому пациенту за то, что он не кровил и не был покрыт чирьями.
— Да нет же, у сынка токает, — отмахнулась матушка.
— Покажите руку и расскажите, что значит «токает»? Болит? Стреляет?
— Давлик, сними рубаху, — скомандовала она. — Я сейчас покажу, где токает. Дёргает прям возле плеча, как с утра проснулся — так и оно. Того.
Она помогла парню снять рубашку, а затем принялась тыкать ему в плечо.
— Погодите, я сама, — отстранила деятельную матушку и нарисовала на смуглой коже диагностическое заклинание, согласно которому парень оказался абсолютно здоров.
— Вы руку отлежали? — спросила я, заглядывая ему в лицо.
Он неуверенно пожал плечами и вопросительно посмотрел на мать. Может, немой?
В этот момент в приёмную ввалился бледный, как полотно, забрызганный кровью мужик. Одна кисть была обмотана окровавленным полотенцем, которое он прижимал к ране здоровой рукой. Следом за ним вбежала женщина, держащая в алых блестящих руках нечто странное...
Не знаю, каким чудом не хлопнулась в обморок,
И этот мужиково-пальцевый пазл они явно притащили мне!
Пошатнувшись, я резко втянула воздух с характерным запахом сырого мяса и вцепилась в столешницу, чтобы не рухнуть под ноги собравшимся.
— Давайте я обезболю, — прохрипела срывающимся голосом и шагнула к перекошенному пострадавшему.
— А мы как же? — вдруг запричитала матушка. — Мы первые пришли! У нас приём!
Я в этот момент уже нашла место, наименее забрызганное кровью, и рисовала на коже мужика обезболивающее заклинание. По хорошему, нужно было делать это на руке, а не на шее, но разворачивать полотенце было страшно до чёртиков.
— Позже, — сдавленно ответила возмущённой матушке и отодвинула её в сторону.
Сама принялась доставать на стол инструменты и быстро их обеззараживать. Искалеченную руку уложила на обработанную поверхность каменной столешницы, сделала глубокий вдох и взялась за уголок полотенца.
На меня в этот момент пристально смотрели четыре пары глаз. Две с мольбой, одна с возмущением, а последняя — с любопытством.
— Выйдите наружу, — не своим голосом попросила я у матушки и её Давлика, но те не сдвинулась с места. Тогда я перевела взгляд на женщину, держащую в руках кровавую ношу, и скомандовала: — Положите пальцы сюда и освободите помещение от посторонних.
К счастью, она повиновалась.
Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, убеждая себя, что без моей помощи мужик лишится трети руки, значит, нужно собраться с силами и поднапрячься...
Обуздав подкатывающую дурноту, решительно откинула полотенце в сторону и принялась изучать рану.
— Я это... топором ухнул... — ошалело пробормотал мужик и нервно сглотнул.
Я изо всех сил стиснула зубы и взялась за работу. Сначала остановила кровотечение, затем промыла, вытащила мелкие осколки и щепки, вернула на место безымянный палец, отрубленный лишь частично — он висел на лоскуте кожи и тонкой полоске мышц. Осторожно приставила его к ладони, влила в рану магию и для верности сшила шёлковой нитью, убедившись, что кость хорошо состыкована. Затем принялась за средний и указательный пальцы, которые принесла жена.
В ушах шумело. Я старалась не думать о том, что делаю, и целиком довериться памяти Ланы. С Шельминым ранением же справилась — лапа у неё отлично работает! Дрыгается во сне и чешет ухо, как здоровая.
Тут, конечно, другое дело, на ладони нервов больше и они тоньше, но лучше плохо работающие пальцы, чем никаких. Опять же, подвижность можно восстановить со временем...
Человеческую мозаику я собирала так долго, что от напряжения заломило спину. Соединить все крупные сосуды, мышцы, кости, сухожилия, кожу — очень кропотливая работа, особенно когда на тебя встревоженно смотрит пациент. Кроме того, в местах сращивания ткани ещё очень нежные — любое неверное движение может их повредить, и они разойдутся.