Лекарство для безнадежных
Шрифт:
Он сидел и прикидывал, как скоро обо всем станет известно и маньяк объявится в сводках новостей. «Скольких он успеет убить прежде, чем мы его возьмем? – подумал Петровский. – Скольких?…»
Он в затруднении потер лоб.
– Не знаю, – горько произнес Петровский. – Его надо было брать еще теплым. Конечно, мы можем отправить людей, попробовать прочесать лес. Вполне вероятно, что он до сих пор еще там. Отлеживается… Антон прикинул что-то в уме.
– В лес я отправлю людей в течение получаса, Тарас Васильевич, – сказал он. – Можем также разослать группы по местам его вероятного
– А ты знаешь такие места? – покосился на него Петровский.
– Ну, родители, – в затруднении произнес Тополев. – Друзья… Девушка у него есть, надеюсь?
– А я откуда знаю? Я с ним общался-то всего пару дней. И кроме того… Родители, друзья… Вполне вероятно, что он ничего о себе не помнит.
– Как это? – открыл рот Антон.
– В некоторых случаях бывает амнезия, – пояснил Петровский. – В редких. Но, учитывая наше везение и то, что он до сих пор не объявился, я склонен полагать, что это как раз наш вариант. К счастью, беспамятство быстро проходит, от силы день-два. Обычно оно частичное. То есть что-то человек помнит, что-то нет. Какие воспоминания у него сейчас сохранились? Родители… не знаю… Скорее, какие-нибудь сильные переживания. Ну, там, несчастная любовь, заветное место, где хулиганы били, любимый угол в детском саду…
– Ага, – проговорил Тополев. – Значит, к нам он в добром здравии не придет?
– Ни к нам, ни к матери, – сказал Тарас. – Он даже не помнит, была ли у него когда-нибудь мать. Он пойдет к кому-то другому… К кому, как полагаешь?
– К девушке, – резонно ответил Антон.
– И это вряд ли, – покачал головой Петровский. – К кому-то, с кем у него были связаны сильные переживания. Стрессовые. Скорее, к своим бывшим подельникам. Эх, знать бы, где это…
Петровский решительно завел машину.
– Значит, так, Антон, – сказал он. – Давай-ка поступим следующим образом. Отправишь людей прочесывать лес. Это первое. Второе. Постарайся выяснить о нем все. Где родился, вырос, в какой школе учился, институте. Третье. Группы к родителям, к девушке, если есть, на прежнее место работы. Далее. Подключи отдел Нестерова. Оставь под рукой несколько человек. Запусти сканеров. Свяжись с нашими в ментовке, может, там что проскочит. Опять же больницы… Если его скрутит серьезно, не исключен шанс обращения в «скорую помощь».
– А обычно сильно бывает?
Петровский покосился на Антона.
– Обычно, – подчеркнул он, – очень сильно. Выворачивает наизнанку в полном смысле этого слова.
Антон помолчал.
– Не могу себе представить, – признался он.
– И не надо. Просто поверь на слово – это очень, очень больно. И если хоть что-то всплывет, мне звони немедленно.
Тополев кивнул.
– И все-таки, Тарас Васильевич, на что мне особенно обратить внимание? – спросил он напоследок.
Петровский пожал плечами:
– На телевизор и радио. Найдет он своих или нет, след за ним все равно останется. И след этот, к несчастью, будет кровавым…
Часть вторая
Поиски
Лес
Минут через десять он вышел на опушку, ежась от холода. Мокрая высокая трава превратила джинсы в тяжелые влажные доспехи, да и сам он напоминал себе бойца, возвращающегося домой с нелегкой войны. С победой ли? Он не знал. Судя по тому, как и где он очнулся, – вряд ли.
Впрочем, о том, где находится его дом, он тоже не имел ни малейшего понятия. Впереди была дорога. Редкие машины проносились по мокрому асфальту. Присев на корточки, он вгляделся внимательнее и чуть слышно рассмеялся. Троллейбусные парки в деревнях не строят, как, впрочем, и хороших асфальтовых дорог.
Город. Москва? Память молчала.
Через несколько шагов он почувствовал, что шагает по воде. Он присел, раздвигая траву, и наклонился, пытаясь разглядеть в луже собственное отражение. Ничего, кроме неясного белесого контура, его глаза, уже привыкшие к темноте, увидеть не смогли. «Ладно, – подумал он. – Главное сейчас – постараться привести себя в порядок».
Морщась, он умылся ледяной водой, старательно отдирая спекшуюся корку со лба. Получалось плохо, но появиться в таком виде на дороге – значило оказаться в милиции. Что такое милиция, он почему-то помнил. Он вообще помнил многое. Какие-то лица. Дома. Машины. Дачу за высоким сетчатым забором. Большой стол со странной стеклянной конструкцией посредине. Он прикрыл глаза, пытаясь вытащить из памяти хоть что-то еще.
Улица. Множество легковушек перед подъездом. Надпись на фасаде. Номер квартиры? Сейчас… сейчас… Сто… Сто четырнадцать. Дом? Он тщательно проверил одежду. Ни документов, ни денег. В заднем кармане джинсов пальцы нащупали смятую бумажку – бесполезный магазинный чек. Разгладив его, он попытался рассмотреть сумму. Ого! Почти шесть тысяч! В прошлой жизни, оказывается, у него водились деньги.
В кармане рубашки что-то звякнуло. Там он почему-то обнаружил наручные часы. Достал, повертел в руках. Обычные электронные «Сейко», но за них его наверняка довезут до дома.
Он сел, подняв голову к низкому, затянутому облаками небу. Шансы все-таки оставались.
Первая машина шарахнулась от него, как от прокаженного. Вторую он ждал еще минут десять. И только четвертая, когда он уже окончательно замерз, старая белая «Волга», взвизгнув тормозами, остановилась.
Водителем оказался пожилой дядька, вполне приятной наружности, с сигаретой в зубах.
– Эк тебя, парень, – только и сказал он. – Побили от души.
– Деньги забрали, есть только часы. Водитель оглядел его с ног до головы.
– Да садись, ладно, – наконец сказал он. – Далеко ехать-то?
Память немедленно проснулась. Тот же самый многоэтажный дом, машины у подъезда, вывеска с надписью на фасаде. Он вслух прочитал адрес. Водитель присвистнул.
– Ну, ладно, – сказал он. – Свет не ближний, но поехали. Тебе сейчас полюбому хрен кто поможет. А мне все одно – до утра кататься.