Лекарство от иллюзий
Шрифт:
– Милиционер сказал, что ответственность нести будут родители, потому что с нас брать нечего. – Беленькая обняла рюкзак и медленно опустилась на стул.
– Да что ты заводишься? – удивленно подняла брови Олеся. – Ты ничего не понимаешь! Это розыгрыш! Глупый розыгрыш, на какой способен один Васильев. Он у нас вообще шутник. Ты привыкай, потому что попала в самый веселый класс на свете!
– Но он так кричал… – Стеша начала понемногу успокаиваться. Она с удивлением рассматривала разложенные перед собой учебники и тетради, соображая, что с
– Ну, такие уж мы шумные, – развела руками Маканина. – Чуть что, крушим все что ни по-падя. Правда, Когтев?
– А чё? – поднял голову Стас, пропустивший весь разговор.
– Урок сейчас другой будет – вот чё! И Маканина вышла в коридор.
Ее опять начинала бесить эта тихая Беленькая. И зачем она кинулась ее защищать? Спокойно бы прошла мимо… Нет же, понадобилось встрять! Как будто и так не понятно, что Васильев все делает нарочно, не может забыть историю с дракой. Ну, ничего, в этот раз она на его шуточки не купится. Пусть вдвоем с Рязанкиной развлекаются. Она в их играх больше не участвует. Не хватало еще, чтобы ее все-таки выперли из школы!
Но история с деньгами никак не хотела уходить из ее головы. Все уроки она ловила себя на том, что то и дело с недоумением поворачивается к окну.
И как только этот дурацкий конверт ухитрился пропасть? Ведь все время был на виду, а потом раз – и исчез. Прямо колдовство какое-то!
Звонок с последнего урока разогнал девятиклассников по домам, одна Маканина задержалась в раздевалке, мечтая неизвестно о чем. Она упрямо смотрела в окно, словно пыталась разгадать тайну таинственного исчезновения конверта.
А ведь он у Васильева. Стопудово – у Васильева! Больше некуда ему деться. Как же заставить Андрюху сказать правду? Может, припугнуть? Попросить Сидорова, пусть он поговорит с десятиклассниками. Васильев от одного вида Алекса деньги отдаст. Тому даже говорить ничего не придется.
Олеся потянула к себе куртку. Нет, Алекс не согласится помочь. Нужен кто-то другой.
– Так! Маканина, подойди сюда!
От неожиданного обращения к себе Олеся вздрогнула. Вешалка звякнула, обрывая крючок на куртке.
– Ну, что ты там застыла?
Олеся робко взглянула на завуча, с трудом рассталась со своей курткой, забросив ее на верхние рожки вешалки, и подошла к решетке, отделяющей раздевалку от холла.
– Маканина, скажи, пожалуйста, что у вас происходит в классе?
Алевтина Петровна выразительно посмотрела на стоявшего неподалеку Сергея Герасимовича и качнула головой.
– Ничего не происходит, – пожала плечами Олеся, испуганно оглядывая коридор. Рядом с историком стоял Юрий Леонидович и сухо смотрел на свою подопечную.
– Но это же не так! – недовольно поморщилась завуч.
'^ «Неужели они знают про деньги?» – мелькнуло в ее голове. Это было бы уже совсем неприятно! После бурного ноября, когда их класс сотрясали скандал за скандалом, не хотелось и декабрь начинать со скверной истории.
Маканина переводила взгляд с одного учителя на другого,
– Ну, что же ты? – подогнала ее завуч. – Говори!
– Мы хотели школьный огонек провести, – начала Олеся издалека. – Ну, чтобы никого чужих, одни свои…
– А кто это у вас вдруг стал чужим? – нахмурилась Алевтина Петровна.
– Ну… – совсем потерялась Маканина. – Только наш класс Мы уже и деньги собрали…
– Вот, я говорил! – подал голос Червяков. – Этот класс неуправляем. Видите? Творят что хотят!
– Но мы же спрашивали разрешения, – почти шепотом произнесла Олеся.
– Сидоров-то тут при чем? – перебил Мака-нину Сергей Герасимович.
– Если их опять соединить вместе, здесь такое начнется! – грозно сверкнула глазами завуч.
– Что начнется? – Олесе не понравилось, как о ее родном классе отзываются. – Как будто мы хуже остальных!
Завуч выразительно посмотрела на Червякова.
– Ваше упущение, Юрий Леонидович, – произнесла она. – После лета класс совсем распустился. Не хватало нам еще какого-нибудь криминала! Помяните мое слово, досидимся до ЧП.
– Но Сидоров совершенно не конфликтный ребенок, – попытался напомнить о себе историк.
– Не конфликтный? – повернулась к нему завуч. – Да он уже несколько лет не дает расслабиться ни одному учителю! То ему учебник не нравится, то он придумал новое решение задачи… Я, конечно, понимаю: мальчик умный, не по возрасту развитый. Его никто и не выгоняет. Напротив, каждый учитель только рад, что у него есть такой ученик! Это же победы на олимпиадах и конкурсах, это, в конце концов, престиж школы. Но и нас нужно понять. Мы работаем с обычными детьми. Одаренность – это не наша специализация. Вот мы и делаем все, что можем, чтобы Сидорову у нас было комфортно.
– Но, Алевтина Петровна, – попытался вклиниться в грозную тираду начальницы историк.
– Сергей Герасимович! – повысила голос завуч. – Не забывайте, что мы в первую очередь должны думать обо всех, а не о каждом! У нас коллектив. И если кто-то из этого коллектива выбивается, то ему приходится терпеть некоторые неудобства. Я уверена, что Сидорову в десятом классе гораздо лучше, чем в девятом. Там его хотя бы немного заинтересует учеба.
– Но он ведь согласен учиться и в прежнем классе! – Видимо, говорил это историк не в первый раз, так что слова его звучали не очень убедительно.
– Разве это учеба? Вот теперь пускай он учится. – Завуч была категорична.
– Но как же вы не понимаете!.. – не сдавался Сергей Герасимович.
– Это вы не понимаете, что учебный процесс – сложная система, и к ней нельзя подходить с точки зрения эмоций. Так они у нас все начнут из окон прыгать, а мы их будем жалеть. И дожалеем до того, что всех нас отсюда повыгоняют за профнепригодность! Если в классе начинаются неуправляемые процессы, то с ними надо бороться жесткими методами. Я смотрю, 9-й «Б» еще не успокоился. Ох, дождетесь, что они выкинут еще какую-нибудь каверзу!