Лекарство от любви
Шрифт:
Его пробуждение оказалось не самым приятным.
Двое, навалившиеся сверху и связавшие ему руки, сделали это с таким проворством, что Кай ничего не успел бы сделать, будь он даже профессионалом тайной войны. Впрочем, хорошо натренированный агент, возможно, проснулся бы, когда они только вошли в дом… или даже только приблизились к нему. Но жалеть об упущенных возможностях было поздно, поэтому Кай, оценив ситуацию, не стал сопротивляться и позволил этим двоим доделать свое дело.
— Какого Вольдемара? — спросил он спокойно, когда они слезли с него, стянув ему запястья и лодыжки. — Вы что, возомнили, будто я могу причинить вред Изольде?
Тут
— Господин офицер гневаться изволит, — сообщил один из них своему товарищу. Голос был грубый — низкий и хриплый.
— Беда-то какая, — в тон ему откликнулся тот.
Кай предпочел промолчать и дождаться чего-нибудь более осмысленного, чем насмешки. Ждать долго не пришлось.
— Ты здесь один? — спросил хриплый, вновь нависая над ним в темноте.
— Да, — ответил Кай.
— Не ври, если хочешь жить!
Ну да, ну да, подумал Бенедикт почти отрешенно. Классическая фраза, он сам произносил ее недавно…
— А то ты сам не видишь, — спокойно ответил он вслух. — Если бы здесь был кто-то еще, вы бы уже нарвались на часовых.
— Ну это мы еще посмотрим, кто бы на кого нарвался, — зловеще, хотя и не слишком грамматически согласованно, посулил второй. Но с логикой пленника, похоже, согласился, потому что в темноте что-то чиркнуло, лязгнуло, и в лицо Каю ударил луч фонаря. Фонарь был потайной, с черным железным корпусом, в котором имелся лишь один закрываемый крышкой круглый «глаз». После ночной тьмы свет масляного фитиля показался чересчур ярким; Кай сощурился. Державший фонарь осмотрел его с головы до ног, залез в карман мундира (который Кай тепла ради не стал снимать), извлек непромокаемый кожаный футляр с бумагами.
— Чо тут у него… — буркнул державший фонарь, похоже, не умевший читать.
— Рот-мистр Гус-тав Лихт, — прочел хриплый, придвинув лицо к бумаге. Кай разглядел на обоих высокие бараньи шапки — ну точно, горцы.
Ладно, даже если они и не Изольду, то уж точно не за официальные власти — иначе не торчали бы здесь, в глубине запретной зоны.
— Это не мои документы, — сказал Кай. — И мундир не мой, и сумка. Вчера меня арестовали в Кербельсбурге. Но я сбежал, убив офицера и двух солдат. Я Кай Бенедикт. Слышали про такого?
— Ты слышал? — спросил хриплый своего товарища, на сей раз без издевки.
— Не-а. Разбойник, что ль?
«Дикари!» — подумал с досадой Кай.
— Я поэт. Достаточно известный, между прочим. За свои стихи объявлен в розыск по всей Империи еще несколько лет назад.
Придут другие времена, Другие нравы. И будет высосан до дна Стакан отравы. И поразит материки Порок единства, И встанут светлые полки Во славу свинства…Я
— Вот делать нам больше нечего, как стишки всякие слушать, — ответил за обоих хриплый. — Пусть этим городские балуются.
— Поэт, значит, говоришь? И троих вояк ухайдакал? — с сомнением произнес второй.
— Вот и они тоже такого не ожидали, — заверил Кай. — Неожиданность — это большое дело.
— Это точно, — усмехнулся хриплый, намекая, очевидно, на нынешнее положение Кая.
— Вдвоем на одного спящего — это не в одиночку против трех бодрствующих, — не удержался Бенедикт.
— Ладно-ладно, расхвастался, — все так же насмешливо откликнулся хриплый. — Троих он уложил… скажи еще — десятерых, а мы поверим!
— Лучше скажи, зачем тебя сюда понесло, — встрял второй.
— Ну а куда же мне еще?
Трактовать это можно было двояко: и так, что Кай сознательно направлялся к Изольде, и так, что у беглеца, разыскиваемого уже не за крамольные стишки, а за тройное убийство (это смертная казнь без вариантов), попросту не оставалось другого выхода, кроме как на территорию, куда никто из имперцев не смеет соваться — вне зависимости от того, что может ждать его на этой территории. Кстати, ведь такой логикой должны руководствоваться и настоящие убийцы, которым не обещана амнистия — лучше потерять голову в фигуральном смысле, чем в буквальном. Хорошенький контингент собирается в этом случае у Изольды…
Горцы тщательно обыскали самого Кая и его седельную сумку. Не обошлось и без очередного вопроса, куда он дел лошадь — «тоже, что ль, убил?» «Именно», — подумал про себя Кай, но озвучил, разумеется, наиболее правдоподобную версию про сломанную ногу.
— Ладно, — принял решение хриплый. — Поедешь с нами к Госпоже.
Значит, все-таки они служат Изольде, подумал Кай с облегчением.
Ему развязали ноги, но руки оставили связанными спереди, отвечая на его протесты «а кто тебя знает, чего от тебя ждать» — и Кай вынужден был мысленно признать, что это логично. Даже если магия Изольды здесь уже действует, это дает гарантию от неприятностей только ей самой, но не ее людям. Первая в истории армия, все бойцы которой являются непримиримыми соперниками друг для друга, м-да… и с такой силой Изольда надеется завоевать мир? Впрочем, завоевать-то его она, пожалуй, завоюет (если, конечно, Кай ее не остановит), ибо ее сила — вовсе не в армии. Но как она собирается править им дальше? Править царством любви, то есть миром всеобщей взаимной ненависти?
Кая вывели на улицу. Холод показался почти обжигающим — горцы не зря носили свои овчинные тулупы — но небо над горами на востоке уже начало светлеть. В предрассветных сумерках Кай увидел еще двух человек, сидевших в седлах, причем эти, кажется, не были горцами. Тем не менее, все четверо образовывали один патруль; двое обследовали дома, двое прикрывали их снаружи. Как снисходительно пояснил Каю хриплый, бегущие во владения Изольды почти всегда останавливаются на ночлег в выселенных деревнях, так что патрули вылавливают их здесь по ночам регулярно. Имелся у них, соответственно, и дополнительный конь для пленника — один, ибо к Изольде всегда бегут поодиночке. Кай почувствовал мгновенную панику при мысли, что сказать, если его попытаются посадить на кобылу — в голову не лезло ничего правдоподобного, а ведь об этом, Вольдемар его побери, стоило подумать заранее! — но на сей раз судьба смилостивилась над ним, и это оказался жеребец.