Лекарство от любви

Нестеренко Юрий Леонидович

Кай знал, что это неверный образ — уже хотя бы потому, что скелеты, лишенные мышц, не могут двигаться — и все же воображение упорно рисовало ему костяки в ржавых доспехах, с ошметками гниющего мяса на костях и червями, копошащимися в пустых глазницах, медленно и бесцельно бродящие по полю. Возможно, даже с замогильными завываниями и скрежетом гнилых зубов, сливающимся со скрипом ржавых сочленений. Однако уже издали он увидел, что фигуры на поле выстроены правильными рядами по родам и видам войск — панцирные мечники с двуручными и полуторными мечами, латники со щитами и боевыми молотами, алебардщики с грозными рядами серповидных лезвий, воздетых высоко над шлемами, арбалетчики со станковыми арбалетами, не очень многочисленные на фоне прочих, но устрашающе выглядящие отряды рыцарской кавалерии на защищенных доспехами конях.

Да, это был именно стиль Вольдемара, использовавшего почти исключительно тяжелое вооружение. Его кредо было — «лучше нанести один смертельный удар, чем сотню царапин» (его противник, занявший пост главнокомандующего войсками коалиции перед Пелльрондской битвой после гибели своего предшественника, придерживался противоположного подхода и отвечал на это, что «проще убить одного медведя, чем сотню жалящих ос» — и история вроде бы подтвердила его правоту, предопределив дальнейший упадок тяжелого вооружения в Империи, хотя, если бы не несколько военных случайностей вроде той же схватки на Морасте, кто знает, как бы оно могло обернуться). Но все эти тяжелые доспехи и оружие не были выкопаны вместе с костями их владельцев. Даже если предположить, что их хоронили, не забирая трофеев, за триста двадцать лет в земле от того древнего железа мало что могло остаться, а все эти клинки и латы отнюдь не выглядели ржавыми, гнутыми и пробитыми. Все они были извлечены и доставлены с каких-то имперских складов, где бережно сохранялись десятилетиями, а может, и столетиями — все еще значащиеся в уставах, хотя уже давно не используемые на практике.

Интересно, подумал Кай (всякая теоретическая мысль, отвлекавшая его от собственной усталости, растущей боли в мышцах, рвущего грудь дыхания и железистого привкуса во рту, была благом)., зачем зомби полные латные доспехи? Ведь им нужно защищать только голову и шею… ну и конечности, конечно, ибо потеря таковых сильно снижает боевые возможности… но вот туловище прикрывать особо ни к чему, это только лишний вес и трата металла. Все дело в том, что их нынешние начальники просто тупо следуют уставам, предпочитая ничего не менять? Вечный принцип Светлых — не мы придумали, не нам отменять, от добра добра не ищут, как бы хуже не вышло… Или… сами зомби не пойдут в бой, не получив привычного для себя вооружения? Они ведь слишком тупые, чтобы понять, что кирасы им больше не требуются… Какое, однако, трогательное единство в подходах у бывших непримиримых антагонистов, ныне слившихся до полной неразличимости…

Кай подбегал к мертвякам все ближе, и они по-прежнему выглядели скорее как участники исторического парада в честь очередного юбилея, чем как мертвяки. Конечно, полные доспехи, включая шлемы с опущенными забралами, весьма этому способствовали, да и света было уже слишком мало, чтобы различать детали. И все же на какой-то миг у Кая мелькнула мысль — да полно, действительно ли это зомби, а не обычные солдаты? Тут же, впрочем, понял, что это очень глупая мысль. Маги ведь прекрасно знают, что будет, если Изольда приблизится к любой армии, состоящей из живых (и взрослых) солдат. А затем он осознал и наглядное подтверждение сущности выстроенного на поле воинства: все эти закованные в броню фигуры стояли совершенно неподвижно. И от этой противоестественной безмолвной неподвижности неисчислимых тысяч человеческих (и лошадиных) фигур веяло даже большей жутью, чем от скелетов с червями в глазницах.

По крайней мере, думал Кай, они не наводят на меня арбалеты. Было бы ужасно обидно после всего быть продырявленным в последнюю минуту, даже не успев вступить в переговоры.

Пока что они вообще никак не реагировали на его приближение. Может быть, до сих пор не видят? Уже, конечно, довольно темно, но вряд ли до такой степени… хотя — что он знает о зрении зомби? Или устав, которому они до сих пор следуют, не рассматривал одиночку, в открытую бегущего навстречу, как угрозу для целой армии? Даже если у этого одиночки за плечами мешок, в котором может быть, например, труп умершего от чумы. Или хуже того — живой маг… Нет, Вольдемару все же должно было хватить подозрительности, чтобы не пренебрегать подобными угрозами.

Кай уже прикидывал, как пробежит между выстроенными на поле полками, если те и дальше не проявят никаких признаков жизни… в смысле, активности, но, когда до ближайшей шеренги оставалось ярдов сорок, из той самой щели,

в которую он намеревался проскочить, выехал всадник в вороненых латах на черном коне (куда более могучем, чем тот, на котором приехал Бенедикт). Кай знал, что воронение — всего лишь защита от ржавчины, но выглядело стильно, что да, то да, и к тому же в сгущающейся тьме рыцарь был едва различим, тем более что и конь его ступал по мягкой земле практически беззвучно. Длинное острое жало копья — тоже черное! — опустилось, направляясь прямиком в грудь Каю.

— Стой, кто идет? — раздался глухой, лишенный интонации голос из-за забрала.

«Никто не идет. Лично я бегу», — подмывало ответить Кая, но мертвец, конечно, не оценил бы юмора (впрочем, в подобной ситуации и живые воины не расположены к шуткам). Бенедикт остановился, как ему и приказали (сразу же почувствовав, как приливает к коже горячая волна) и, борясь с тяжелым дыханием и сгибаясь под тяжестью своего груза, прохрипел:

— Кай… Кай Бенедикт вернулся… выполнив задание… вашего начальства. Мне нужно увидеться с ним. Это очень важно… и очень срочно. От этого… зависит… исход войны.

Черный рыцарь подъехал вплотную, и копье уперлось в грудь Кая. У того не было сил даже отстраниться, да он и понимал, что это бесполезно. Наконечник копья скользнул выше, провел по мокрой от пота шее и уперся снизу в подбородок, заставляя Бенедикта поднять голову.

Кай посмотрел в черное забрало, тщетно пытаясь различить что-то за ним (теперь воображение рисовало горящие углями глаза, хотя он знал, что и этот образ неверен), и лишь теперь сквозь запах собственного пота различил тяжелый дух, исходивший одновременно от коня и всадника. Не разложения, пока еще нет. Влажной, разрытой земли.

— Ты боишься, — констатировал мертвец все тем же тусклым голосом. — Но ты не врешь.

Да, все сказанное Каем и впрямь соответствовало истине. Даже то, что он выполнил задание — ведь он убил Изольду, не так ли? А то, что ее еще можно оживить (можно ли?) — это уже другой вопрос…

Но откуда это… существо это знает?!

Маг, понял Кай. Они все-таки подняли Вольдемарова мага. Может быть, самого главного. А может, и всех трех.

Впечатленный этим открытием (интересно, врожденное ли это магическое свойство — отличать правду от лжи, и если так, насколько гарантированно оно приводит на Темную сторону?), Кай слишком поздно заметил, как что-то мелькнуло в воздухе над его головой, и тут же его шею захлестнула петля. Бенедикт мог бы поклясться, что мертвец при этом даже не шевельнул рукой.

— Эй! — возмутился Кай. — Я и сам пойду!

Но мертвый маг не удостоил его ответом. Он развернул своего коня (который сзади казался еще внушительнее, чем спереди) и поехал вглубь Пелльрондского поля мимо по-прежнему неподвижных полков. Каю ничего не оставалось, как бежать следом за ним, придерживая на плечах тело Изольды.

Безумная авантюра, думал Кай, из последних сил переставляя ноги (его мышцы — теперь уже, правда, не столько ног, сколько спины, плеч и рук — уже не просто ныли, а вопили в голос). Они меня обыщут, найдут кинжал… и пусть даже они не знают, что это, этому правдознатцу останется только задать вопрос…Пока у Кая, однако, даже не забрали шпагу — которая, впрочем, не могла причинить никакого вреда ни закованному в латы всаднику, ни его мертвому коню. Да и петля на шее явно была не простой веревкой и могла самостоятельно пресечь малейшую попытку сопротивления…

Несмотря на все проблемы своего положения, Кай старался поглядывать по сторонам и оценивать то, что видит. Он не мог, конечно, точно сосчитать выстроенных на поле зомби, но трехсот тысяч там определенно не набиралось. Что, впрочем, было совершенно закономерным — ведь триста тысяч (двести девяносто семь, по официальным данным) потеряли Светлые. Потери Темных никогда так точно подсчитаны не были, но даже официальные историки не отрицали, что они были меньше почти в два раза. Количественно. Зато куда серьезнее в качественном отношении, включая потерю всех командующих. И кстати, черепа, очевидно, уцелели далеко не у всех погибших, что с одной, что с другой стороны — об этом они с Изольдой тоже не подумали… Похоже, что общая численность армии мертвецов — порядка ста двадцати тысяч. Хотя, конечно, и это — весьма серьезная сила, особенно против Армии Любви, в которой настоящих тренированных солдат около тысячи, включая инженерные части…