Лексикон
Шрифт:
– О, да, – сказал Йитс. – И я рассчитываю, что нам удастся быстро с ней покончить, так как у нее больше нет слова.
– Если у нее его нет. Насколько нам известно, она все еще может быть в больнице. – Плат остановилась и наклонилась. Йитс пошел дальше. Плат догнала его, «шпильки» были у нее в руке и болтались на ремешках.
– Зря я надела эти туфли.
– О, да, – сказал он.
– Готова поспорить, что она там, – сказала Плат. – Компрометирует всех входящих.
– Прошу вас, не надо делать такие допущения, – сказал
– Неужели это?.. – сказала Плат и замолчала, когда луч прожектора сдвинулся и сделал все вопросы бессмысленными. Поперек проезжей части стояла машина, перед ней лежал Элиот. Йитс не смог определить, жив он или мертв. – Господи, да она убила его. Вульф убила Элиота.
Йитс приблизился на несколько футов. Поток воздуха от лопастей рвал куртку Элиота. Йитс вгляделся в его лицо. Спустя мгновение Элиот моргнул.
– Нет, – сказал Йитс. – Полагаю, только скомпрометировала.
Он почувствовал, как по спине побежали мурашки. Эмоциональная реакция. Странно. Но вид обездвиженного Элиота лишил его спокойствия. Если бы Йитсу пришлось из всех поэтов выбирать того, кого труднее скомпрометировать на полевой работе, он выбрал бы Элиота. Он и выбрал его.
– Нам тут срочно нужны люди, – сказала Плат в рацию. – Элиот в ступоре.
В отдалении взвыла сирена. Она показалась Йитсу песней, как будто слово звало его. Оно ждало. Ему оставалось только забрать его. Он стоял неподвижно, изучая собственную реакцию, потому что точно знал: он истово желает его.
– Йитс? – сказала Плат.
У него вдруг пересохло во рту. В ладонях появился слабый зуд. Он рассматривал множество вариантов окончания этого дня, но ни разу не допускал возможности того, что в нем проснутся эмоции.
– Нам нужно уходить отсюда. Мы вызвали «Скорые», две уже едут сюда.
– Момент, – сказал Йитс и закрыл глаза. Теперь он чувствовал опасность, пропасть, которая уже поглотила тех, кто пришел раньше него. И он видел, что нужно делать. Йитс открыл глаза и повернулся к Плат. К его удивлению, она увлеченно отламывала каблук у туфли.
С ним не все ладно – она что-то увидела в его лице.
– Сломался, – пояснила Плат и отшвырнула каблук в ночь. Йитс услышал, как тот упал. Плат принялась надевать изуродованные «лабутены». – Возмутительно.
Когда они уедут отсюда, решил Йитс, и целыми и невредимыми вернутся в гостиницу, он навестит Плат. Войдет в ее номер, и нежно разбудит ее, и заставит ее оттрахать собственные туфли. Вот эти «лабутены». Этим он убьет двух зайцев: проверит свою способность не возбуждаться и научит Плат уважать хорошую обувь.
– Не понимаю, что заставило Вульф пойти на все это, – сказала Плат. Из мрака появились люди в черных комбинезонах и принялись поднимать Элиота.
– Вполне возможно, что мы этого никогда не узнаем, – сказал Йитс.
Гарри бежал по главной улице, прочь от больницы, от отделения «Скорой», от множества
И вот тогда Гарри решил уйти. То, что он делает – спасает людям жизнь, – им не поможет. Это только отсрочит их конец. Он встал, и Фаулс повернулся к нему. Взгляд полицейского был строгим и спокойным, и Гарри не погиб тогда только потому, что как раз в этот момент сзади к копу подошел Чу и изящным движением, слева направо, чиркнул скальпелем тому по горлу. Фаулс забился в конвульсиях, а Чу длинными пальцами хирурга выхватил у него револьвер и подбросил на руке, прикидывая вес.
Вот тогда Гарри и ушел. Убежал, потому что ему было страшно думать, что все это дело рук Эмили. Снаружи царил полнейший хаос, но он прорвался сквозь него. Он нашел ее. Она стояла на мосту, перегнувшись через парапет, и ее тошнило. Он схватил ее за руку и развернул к себе. Ее лицо было пепельно-серым, зрачки расширены, как у наркомана. Он сначала даже не узнал ее.
– Прости, – сказала она. – Это я сделала. Это я. – Обхватила руками голову и застонала.
– Нам надо выбираться отсюда. – Гарри стал думать о транспортном средстве. Хорошо бы найти внедорожник. Если он доедет до дома, они возьмут мотоциклы. – Люди сходят с ума.
– Это все слово! – закричала Эмили, сделала пару шагов в сторону больницы, резко развернулась, схватилась за голову. – Прости. Прости.
– Эм, – сказал Гарри. Он догадался, о чем она говорит. О той забавной деревяшке с черным символом, которой она махала перед ним там, в доме, как будто это был волшебный амулет. Как будто эта штука могла заставить его подчиниться ей. Он видел ее и в отделении «Скорой», на нее была наколота бумажка со словами «УБИТЬ ВСЕХ». Но тогда это показалось ему не самым странным явлением в отделении. – Твое слово? Оно работает?
– Я не могу это остановить, – сказала Эмили. – Он мне не дает.
Гарри побежал обратно к больнице. Он был в сотне футов от здания, когда увидел, как из дверей вырвался людской поток и хлынул на две припаркованные полицейские машины. Воздух наполнился криками и воплями. Гарри намеревался пробраться внутрь и забрать эту деревяшку, разрубить ее на миллионы мелких кусочков, но сейчас ему было ясно, что делать это опасно. Он остановился на перекрестке. Позади него загудела машина, его мозг зарегистрировал этот гудок как сигнал опасности, и он отскочил в сторону. Машина пронеслась так близко, что ее боковое зеркало едва не сорвало с него одежду. Она сбила одного человека, потом другого и врезалась в одну из полицейских машин. Ее двигатель взвыл. Гарри увидел, что водитель дергает ручку коробки передач, пытаясь включить заднюю скорость. Из отделения выскочил коп, подбежал к водителю и выстрелил в него прямо через окно.