Ленин (Глава 1)
Шрифт:
Эти люди (в протоколе № 192 заседания Совнаркома присутствующие приводились не по алфавиту) слушали доклад Дзержинского. Он был краток. Буржуазия и ее пособники подняли голову. Нужно отрубить голову гидре. Находясь под впечатлением покушения и волны требований пролетариата «революционной рукой» положить конец враждебным вылазкам, народные комиссары были готовы принять любой, самый жесткий документ. Было принято печально знаменитое постановление Совета Народных Комиссаров «О красном терроре». Приведем его полностью (когда Ленин ознакомился с ним, то остался доволен. Это уже не походило на «кашу»).
«Совет Народных Комиссаров, заслушав
В отсутствие Ленина постановление подписали народный комиссар юстиции Д. Курский, народный комиссар по внутренним делам Г. Петровский, управляющий делами Совнаркома Вл. Бонч-Бруевич. В этом акте, превращающем террор в государственную политику, поражает размах и социальный цинизм постановления. «Обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью», «большая планомерность» террора, «концентрационные лагеря», «подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям» – эти жуткие фразы не просто отражают аморальность рождавшейся системы, но и исторический приговор ей. Как писал еще в 1924 году Сергей Петрович Мельгунов, «моральный ужас террора, его разлагающее влияние на человеческую психику в конце концов не в отдельных убийствах, и даже не в количестве их, а именно в системе»{172}. Может быть, был прав Томас Карлейль, писавший, что «цивилизация все еще только внешняя оболочка, сквозь которую проглядывает дикая, дьявольская природа человека. Он все еще остается созданием природы, в котором есть как небесное, так и адское»{173}. Как во времена Великой Французской революции, когда серп гильотины непрерывно жал скорбную ниву, залпы сотрудников ЧК прореживали народную массу…
Большевистская система была намерена «планомерно» насаждать в обществе атмосферу страха и рабского повиновения властям. Заместитель Председателя ВЧК и Председатель Революционного трибунала Петерс в интервью, данном в ноябре 1918 года, заявил: «До убийства Урицкого в Петрограде не было расстрелов, а после него – слишком много и часто без разбора, тогда как Москва в ответ на покушение на Ленина ответила лишь расстрелом нескольких царских министров». Заметьте: «лишь нескольких министров». Человек, допрашивавший Фанни Каплан, знал, что «за покушение на Ленина» были расстреляны сотни людей. Месть возводится в ранг высшей революционной политики. Но тут же в интервью Петерс пригрозил: «Я заявляю, что всякая попытка русской буржуазии еще раз поднять голову встретит такой отпор и такую расправу, перед которой побледнеет все, что понимается под красным террором»{174}.
Может быть, это самый страшный грех, который лежит на большевиках, – война против собственного народа. Могут
Цюрупа, обескураженный рекомендацией столь крутых мер, в ответной записке «обошел» вопрос о заложниках. Ленин тут же быстро реагирует (дело было на заседании Совнаркома): «Цюрупе. Насчет заложников Вы не ответили…»
Александр Дмитриевич Цюрупа, нарком продовольствия республики, пытается «отбиться», ибо само заложничество пугает, да и как его организовать? Хлопотно…
Ленин решительно настаивает. В новой записке Цюрупе Председатель Совнаркома уточняет свою идею: «Я предлагаю заложников не взять, а назначить поименно по волостям. Цель назначения: именно богачи, как они отвечают за контрибуцию, отвечают жизнью за немедленный сбор и ссыпку излишков хлеба…»{175}
Еще до декрета о красном терроре Ленин предлагает его разновидности. Как быстро у него работает ум! Еще год с небольшим назад он обвинял самодержавие и царя в репрессиях, бессмысленном насилии, полицейщине. Гнев был столь благородным и неподдельным! Но прошло немного времени, и Ленин демонстрирует робеспьеровскую решительность и беспощадность.
Ревнители ленинского гуманизма могут «оправдать» эти шаги обстоятельствами, вынужденностью, единичностью случаев. Но это не так. Факты эти массовы. Они были методами ленинской работы в годы Гражданской войны:
«Ливны. Исполкому. Копия военкому Семашко и организации коммунистов. 20 августа 1918 г., Москва.
Приветствую энергичное подавление кулаков и белогвардейцев в уезде. Необходимо ковать железо, пока горячо, и, не упуская ни минуты, организовать бедноту в уезде, конфисковать весь хлеб и все имущество у восставших кулаков, повесить зачинщиков из кулаков, мобилизовать и вооружить бедноту при надежных вождях из нашего отряда, арестовать заложников из богачей и держать их…
Предсовнаркома Ленин»{176}.
Особую его ненависть вызывают кулаки – зажиточные крестьяне. Изначально богатство людей в представлении Ленина и его последователей – несмываемый грех, искупить который можно только конфискациями и кровью. ВЧК было у кого учиться революционной решительности и беспощадности:
«Саратов. Пайкесу.
22 августа 1918 г.
…Временно советую назначить своих начальников и расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты…
Ленин»{177}.
Когда мы говорим или думаем о ГУЛАГе, страшной чистке 1937–1939 годов, всевластии карательных органов, то эти зловещие явления обычно связываем прежде всего с именем Сталина, Берии. Но действительным «отцом» большевистских концлагерей, расстрелов, массового террора и надгосударственности «органов» был, конечно, Ленин. Ведь он предлагает расстреливать «колеблющихся», притом «никого не спрашивая», быстро, без «идиотской волокиты»; становятся вполне понятны методы сталинской инквизиции, способной расстрелять человека на основании лишь одних подозрений.