Ленин жЫв
Шрифт:
– Кого, кого? Какого ещё Топтыжкина?
Лиза улыбнулась и, махнув рукой, поправила:
– Не Топтыжкина, а Топорыжкина.
– А это ещё что за хрен? Что-то я такого не знаю и, вообще, не знаю такого диагностического центра! – Кирилл недовольный прошёл к унитазу, опустив крышку, уселся на него, словно на стул, ему было немного тяжело от напряжения, кружилась голова от слабости.
– Вы и не могли знать, в Ваше время его, конечно, не было, – добавила Лиза.
– Что?! – Кирилл прикрыл глаза ладонью. –
– Меня зовут Елизавета Палкина. Я старший помощник главврача. Вот и всё. Я в совершенно здравом уме и памяти. А вот Вы…
– А что я?! – вздрогнул Лучинский. – Значит, я всё-таки в дурдоме? Вы мне просто не решаетесь сказать. Я напился этой гадости, у меня пошли галлюцинации, и вот меня сюда к вам привезли? Так ведь? Скажите, что это так?!
Лиза покосилась на дверь и, приложив палец к губам, прошептала:
– Я же просила Вас: говорите тише. Тише. Тут всё прослушивается.
Кирилл отмахнулся и, вздохнув, молвил:
– Значит, всё-таки в дурдоме. Поздравляю Вас, Лучинский, Вы ещё и буйный, и Вас слушают, кабы чего… – пробормотал он под нос сам себе.
Лиза подошла к Кириллу и, положив ему руку на плечо, ласково сказала:
– Да успокойтесь, успокойтесь. Вы нормальный. Как Вас зовут?
– Меня? Вы что ж, не знаете, как меня зовут?
– Нет, у вас только литер. И всё.
– Литер? Это что?
– Это номер.
– Твою мать! – хлопнул себя по коленке Лучинский. – Я ещё и потерял свою личность и память. Мать твою, вот выпил гадости. Сука! Ну, козёл, кореец долбанный, я тебя ведь найду, когда меня выпустят!
Лиза вновь погладила Кирилла по плечу:
– Так как Вас зовут?
– Кирилл…
– Хм, Кирилл, красивое имя. А я почему-то думала, что Вы Владимир…
– Владимир? Я что, похож на Вовку? – в конец обиделся Кирилл.
– Нет, просто…
– Слушайте, девушка, когда меня выпишут? Что мне прописали? Долго тут держать будут?
– Боюсь, что правда для Вас окажется очень жёстокой, – печально выдохнула Палкина.
Кирилл внимательно посмотрел снизу вверх на девушку и растерянно спросил:
– Что значит жёстокая? Я что, тут надолго? Почему? Я ведь в норме. Нормальный, всё помню. Что надо-то?
Лиза вновь вздохнула и присела на корточки возле Кирилла. Она, не глядя на него, вымолвила:
– Да не в этом дело, Вы-то в норме, только вот…
– Что ещё? Не понял? Что происходит?
– Дело в том, что Вы не там, где жили.
– Чего? – Кирилл вскочил с унитаза и просмотрел на девушку, как на змею смотрит мангуст. – Меня что, в другой город ещё отвезли? На опыты, что ли, отправили? Вы это… кончайте тут меня пугать!
– Да нет, город-то тот, вот только страна другая… – Лиза встала и, вплотную подойдя
Он несколько секунд молчал, соображая, что она ему сказала. Затем улыбнулся как-то беззащитно и обречённо:
– Хм, страна другая. Как это… как это – другая?! Что, власть поменялась, что ли, пока я в отключке был?!
– Вроде того…
– Нет… не может быть! Нет, скажите, что Вы шутите! – бормотал Лучинский. – И сколько же это я в отключке-то был? Что, долго?
– Да…
– Месяц?
Лиза молчала, она опустила глаза и, отвернувшись, подошла к зеркалу. Затем, поправив волосы, вновь посмотрела на Кирилла. Тот стоял в ожидании:
– Два месяца? – удивлённо спросил он.
Лиза грустно улыбнулась.
– Что больше? Скажите, не томите. Не томите мне душу! – взмолился Лучинский.
– Вы пробыли в коме почти девяносто…
– Девяносто дней? Три месяца! Мать твою! – схватился за голову Лучинский.
– Да нет, Вы не поняли. Вы пробыли в коме, в литургическом сне, в анабиозе, или ещё как хотите назовите своё состояние, почти девяносто… лет…
Кирилл вздрогнул и замер. На его устах застыла нелепая и уродливо-смешная улыбка. Лучинский, не моргая, смотрел на Палкину и не дышал. Он не мог двигаться.
– Да, Кирилл, такова правда. Так что…
Оцепененье у Кирилла прошло через несколько секунд. Он опустился на унитаз и тихо и как-то жалобно сказал:
– Господи, прошу тебя, я хочу проснуться. Нет. Нет. Я хочу проснуться!
Палкина вздохнула и медленно подошла к Кириллу. Она стояла, не решаясь до него дотронуться. Она боялась, что он сейчас сорвётся и у него будет нервный стресс. Наконец Лиза взяла себя в руки и тихо молвила:
– Правду придётся пережить. Но не это самое страшное…
Кирилл поднял голову и жалобно посмотрел на девушку:
– Что это – ещё не самое страшное? Что может быть ещё страшнее?
– Вы теперь объект государственной важности, и, по сути, себе не принадлежите…
– Что?!!! – совсем обомлел Кирилл.
У него вдруг потемнело в глазах и пересохло во рту. Он почувствовал, что теряет сознание от слабости и напряжения. Лиза подхватила его под руку и потащила обратно в палату.
На ходу она ласково ему шептала:
– Ничего, ничего, надо прилечь, мы что-нибудь придумаем, ничего, Вы, главное, совсем не падайте духом. Знайте, Вас не бросят!
XV
– СЛУШАЙ, Михаил Альфредович, я тебе сейчас одну вещь скажу, которую, в принципе, говорить не обязан! Слушай, я знаю. Про всю эту патетику доверия, и всё же я тебе скажу, я тебе тут как никому доверяю и поэтому считаю, что тебе можно сказать информацию государственной важности! – тревожно шептал Сикора.