Ленин. Человек — мыслитель — революционер

Воспоминания и суждения современников

Наш памятник Ильичу

Но это не значит еще, что перед нами не стоят по-прежнему великие задачи социалистической революции. Нет, они впервые встали теперь перед нами во весь свой рост, во всю свою величину. Они встанут перед нами еще в международном масштабе. Вы помните, что программа Владимира Ильича заключается не только в том, чтобы помочь тюбедить рабочему классу в нашей страж. Его программа заключается в том, чтобы помочь победить рабочему классу во всем мире. Его программа — деятельность Коммунистического интернационала. Его программа — международная пролетарская революция. И многим и многим из нас еще доведется поработать над этой большой программой Владимира Ильича после того, как первоначальная малая программа вчерне выполнена. Тут, товарищи, каждый должен работать на своем месте, на своем посту, над тем великим делом, которое завещал нам В. И. Его идеи велики и просты, так же как велик и прост был он сам. Его идея — союз рабочих и крестьян — стала теперь настолько ясна и популярна, что ее знает каждый пионер, каждый из детей

рабочего класса. Но эта идея еще не облеклась достаточно плотью и кровью. Давайте работать прежде всего над тем, чтобы союз рабочего класса и крестьянства прошел в глубины глубин деревни России, чтобы каждый красноармеец, каждый беспартийный рабочий, каждая крестьянка, каждая кухарка, как любил говорить В. И., поняли величайшую и замечательную идею, послужившую 'рычагом в руках Владимира Ильича и руководимого им рабочего класса. Давайте каждый на своем посту работать над тем, чтобы дело, за которое лег костьми В. И., победило не только в нашей стране, но и во всем мире. Пусть Ленинград — и ленинградские рабочие, ленинградская пролетарская великая вольница, которая сыграла такую колоссальную роль в великом деле, начатом В. И., пусть эта вольница готовит свое подрастающее поколение к тем временам, когда ленинградская вольница бросится на борьбу не только против Колчаков русских, но и всемирных. Будьте уверены, когда придет время, ваша вольница пойдет на работу за всемирную пролетарскую революцию. Будемте воспитывать детей русского рабочего класса бороться за заветы Ильича. Будемте внушать им, какое великое дело сделал тот человек, которого чтим мы, и вместе с нами чтут трудящиеся всего мира. Наши партийные, советские организации и, рабочие всего Ленинграда вместе с профсоюзами сделают все возможное для того, чтобы на этой площади воздвигнуть первый; скромный памятник В. И. Но, товарищи, самое важное — это работать в духе В. И., воспитать подрастающее поколение в духе заветов В. И. Самое важное — это понять глубину мысли, величие: дела величайшего из людей, величайшего из революционеров, из друзей; народа, каких до сих пор знал мир. Давайте работать так, как. учил нас В. И. Ленин Давайте из поколения, в поколение внушать лениигр адским рабочим, а через них рабочим остальной России, что нет звания более высокого, как звание рабочего-пролетария, который помог Ленину выполнить его дело и был его современникам. Вы знаете а похвальных отзывах, даваемых т. Лениным ленинградским рабочим. Вообще т. Ленин был скуп на похвальные слова даже по отношению к лучшим его друзьям. Но я не знаю, кого он хвалил еще так, как ленинградских рабочих. Это возлагает на нас величайшую ответственность. Это величайший почет для ленинградских рабочих. Они шли туда, куда звал пламень мысли и революционный гений В. И. Они пойдут за ним и тогда, когда Ленин уснул навеки. Они пойдут по дороге В. И. и тогда, когда он сам, великий строитель, великий друг народа и великий революционер, когда он сам, отдав все, что имел, до последней капли за дело рабочего класса и крестьянства, почил.

У великой: могилы.. М., 1924. С. Я7-5/9

ШЕСТЬ ДНЕЙ, КОТОРЫХ НЕ ЗАБУДЕТ РОССИЯ

Давно ли Надежда Константиновна говорила: «У нас все идет хорошо. Ездил на; охоту. Меня не взял, — хочет без нянюшки. Занятия (чтение) идут хорошо. Хорошее настроение — шутит, хохочет. Врачи все теперь того мнения, что к лету будет говорить»…

И врачи все это подтверждали.

А сейчас позвонили: Ильич умер…

…Через час мы едем в Горки уже к мертвому Ильичу. Бухарин, Томский, Калинин, Сталин, Каменев и я. (Рыков лежит больной.) В автосанях.

Как бывало мчишься в Горки на вызов Ильича, когда он был здоров, — как на крыльях! А теперь…

Смотрим на звезды. Пытаемся говорить о другом. Ильич умер, — что будет, что будет? А путь так долог — целых два часа. Дорога занесена снежными сугробами. Гудит телефонная проволока. Воздух так ясен. Ночь светла, п

Горки. Уже у ворот столпилась кучка людей — это товарищи из охраны Ильича. Они усыпают сосновыми ветками снежную дорогу к дому, где лежит Ильич. Помню, совсем недавно, несколько недель тому назад через щелку окна мы с Каменевым и Бухариным смотрели в парк, когда Владимира Ильича вывозили на прогулку. Приветливо, с доброй ильичевской улыбкой он снимал здоровой рукой с головы своей кепку, здороваясь с этими же товарищами из охраны. Как просияли все они! С какой любовью смотрят на своего Ильича эти рабочие, любившие его, как дети. А сегодня все они поникли головой, жмутся друг к другу, говорят шепотом, вытирают слезу.

Вошли в дом. Ильич лежит на столе. Уже успели переодеть в новую тужурку. Цветы. Сосновые ветки. Лежит в большой комнате. Тут же открыт ход на балкон. Мороз. На этом балконе летом 1920 года мы пили чай и решали вопрос о наступлении на Варшаву.

Светлая зимняя снежная ночь. В комнате, где лежит Ильич, холодно. Много света. Яркая луна. Много звезд. Крестьянские дома кажутся совсем близкими через открытый на балкон ход. Ильич — на фоне крестьянской России. Незабываемая картина.

Ильич как живой. Прилег отдохнуть. Да он же дышит. Вот-вот приподымется грудь. Лицо спокойно-спокойно. Оно стало еще добрее. Разгладились морщины. Замшевые складки в нижней части лица, ближе к шее, остались. Недавно подстригся. Выглядит совсем молодым. Лицо доброе-доброе, нежное. Кажется, только Старик недоволен, зачем мы так долго смотрим на него, зачем набегает слеза. Где же видано, чтобы

большевики плакали… Поцелуй в лоб — в прекрасный ильичевский несравненный лоб. Лоб этот холоден сейчас, как мрамор. Сердце пронзилось мыслью: так это действительно навеки, навсегда!..

В два часа ночи назначено в Кремле заседание пленума Центрального Комитета. Едем поездом назад. Опоздали только на час. Вошли. Никогда не забыть и этой минуты. Сидят все 50 человек и… молчат. Гробовое молчание. По-видимому, они молчат уже довольно долгое время — с тех пор, как пришли сюда. Все они, бесстрашные ленинцы, отобранные всей партией бойцы, не раз смотревшие в лицо смерти, сидят с плотно сжатыми зубами. Слова не идут с языка. Потом заговорили. Просидели до утра. Осиротевшие. За эти часы ближе стали друг к другу, чем за всю прежнюю жизнь, за долгие годы совместной борьбы.

Во вторник весь Центральный Комитет и вся ЦКК едут в Горки. В двух вагонах третьего класса — весь генеральный штаб ленинской партии. Вагоны тускло освещаются кусочками стеариновой свечи. Забились отдельными кучками в различные углы. Молчат. Кое-где делятся почему-то тюремными воспоминаниями. Товарищ, который только что «шутил», рассказывая совершенно незлобиво, как его терзали на царской каторге в Орловском централе, через минуту, улучив момент, в углу вытирает слезу, чтобы никто не заметил.

Приехали к полустанку. Отсюда часть едет на крестьянских лошадях, часть — пешком, длинной лентой, по узенькой дорожке, гуськом тянутся в Горки члены ЦК.

Прибывают все новые и новые товарищи и друзья. Первые почетные караулы у тела Ильича. Переложили его в красный гроб, в головах — небольшая красная подушка. Еще нежнее, еще добрее его лицо. Рука как живая. Она до последней минуты осталась наиболее живой.

* * *

В среду рано утром вынос тела из Горок. Снесли с лестницы. Вынесли на улицу. Здесь лицо сразу больше помертвело. Несколько мягких пушинок ложится на тужурку Ильича. Скорее сдунуть их… Четыре версты пешком. Несут, разумеется, на руках. По всей дороге толпы крестьян. 13-летние крестьянские мальчуганы в плохих тулупчиках кулаками вытирают слезы. Никто не крестится. Первые венки — простые, из сосновых ветвей.

Колонный зал Дома Союзов. Кто сделал этот зал столь прекрасным? Чья любящая и умелая рука так чудесно убрала этот зал, которому суждено стать историческим? И как хорошо, что мы вовремя отказались от первоначального плана положить тело Ильича в одном из дверцовых зал Кремля! Как хорошо, что прощание народа с Ильичей будет происходить именно в Доме Союзов. Прекрасный зал в Доме Союзов стал сказкой. Один этот зал — замечательная, чудесная, великая траурная симфония.

И тут началось главное — великое, незабываемое: на улицах появился народ, рабочий класс, его дети. Что это была за прекрасная народная толпа! Бесконечный живой прибой людской волны. День и ночь, круглые сутки, в короткие зимние дни, в длинную ночную стужу на улицах Москвы стояли сотни тысяч рабочих, их матерей, жен и сестер, стояли крестьяне, красноармейцы, учащиеся, дети, весь-весь народ в ожидании своей очереди: войти в Колонный зал и пройти около тела вождя и учителя, 700 тысяч людей прошли через этот зал за четыре дня. И эта волна катилась бы дальше, если бы в субботу перед похоронами она не была приостановлена. Величавее этой картины не видел мир. Толпа сорганизовалась сама. Пять милиционеров легко справились с задачей охраны порядка там, где было 50 тысяч людей. Дело просто; эти 50 тысяч сами соблюдали порядок. Молча, охваченная одной мыслью, спаянная одним чувством, эта безбрежная масса сама сорганизовала себя. Можно было почти физически слышать, как гений Ильича шевелил крыльями над этой изумительной народной массой. Все были как-то чрезвычайно мягки, вежливы и добры друг к другу в глаза, ища утешения и понимания. Лица стали выразительнее. Каждый переживал исторический момент, и это запечатлелось на каждом лице.

Бесконечным могучим потоком волна эта вливалась в Колонный зал и оттуда через ряд других дверей столь же организованно выливалась назад. Как море ласкает утес, так эта могучая людская волна ласкала глазами мертвое тело любимого, родного, друга народа.

Уйти из этого зала было невозможно. Часами простаивал каждый из нас, наблюдая эту прекрасную толпу, вбирая в себя ее чувства. Нельзя было оторваться от этой картины. И днем, и в пять часов утра вы находили здесь сотни самых занятых товарищей. А толпа все шла и шла — все более прекрасная, все более спаянная. Рабочая масса второй раз переживала свою революцию…

Да, только так мы и должны были хоронить нашего Ильича. Простой народ, одухотворенный идеями Ленина, сымпровизировал эти похороны вместе с нами.

* * *

…Рыдающие звуки траурного марша. Марш этот всегда трудно слушать без волнения. А теперь его исполняют над гробом — кого же? — Ленина!..

Вся партия побывала тут, у гроба любимейшего из любимых.

Рабочие и работницы подымали на руки детей, показывая им Ильича и шепча что-то на ухо.

В почетном карауле — в головах и в ногах у почившего Ильича — перестояли все излюбленные люди рабочего класса. Чуть ли не с каждого завода приходили люди от станка. Из каждой казармы — простые красноармейцы. Только избранникам рабочих, тем, кого любит и кому доверяет вся масса, удалось постоять в этом карауле. Крестьянки и работницы, моряки и красноармейцы, партийные ветераны и восходящая молодежь, русские и немцы, коминтертаовцы и «националы»! Постояли в карауле даже юные пионеры — славные, чудные дети рабочих. С какой лаской погладил бы их по головке живой Старик».