Ленин. Человек — мыслитель — революционер

Воспоминания и суждения современников

Вторично я с тов. Лениным встретилась уже после 2-го съезда партии, после раскола партии. Тов. Ленин приехал в Берн с докладом. Не помню точно, к концу 1903 или в начале 1904 года (19–25 ноября (2–8 декабря) 1904 г. Ред.), он объезжал тогда Швейцарию с докладами по вопросу о наших разногласиях с меньшевиками. На деньги, собранные с докладов, решено было начать издавать большевистскую газету «Вперед». На следующий день после доклада тов. Ленин собрал нас — небольшую бернскую группу большевиков— для беседы в тесном кругу о делах партии. Надо было видеть, с каким вниманием тов. Ленин прислушивался к каждому нашему вопросу, к каждому замечанию, с какой обстоятельностью он разъяснял все наши недоумения. При этом мне припоминается такая же беседа с тов. Плехановым. И тов. Плеханов, приехавший в Берн после 2-го съезда партии с докладом, собрал нас для интимной дискуссии. Помню, один из членов нашей большевистской

группы, тов. Андреев, спросил тов. Плеханова: «Не можете ли объяснить нам, чем руководствовались вы, когда вы на съезде пошли с большевиками, а после съезда перешли к меньшевикам?» Плеханов вспылил и ответил буквально следующее: «Вы еще слишком молоды, чтобы задавать мне такие вопросы. Знаете ли вы, что когда ваш папенька ухаживал за вашей маменькой, я уже был социалистом». Этой репликой отделался Плеханов от ответа на вопросы, столь нас всех волновавшие. Тов. Ленин никогда не упрекал нас в том, что мы молоды. Его радовала наша молодость, ибо он с нами и мы с ним всегда были молоды.

В связи с началом издания газеты «Вперед» тов. Ленин меня очень детально расспрашивал весною 1904 года (Собрание большевиков, принявшее окончательное решение об издании газеты «Вперед», состоялось в Женеве 29 ноября (12 декабря) 1904 г. Ред.), на съезде большевистских групп в Женеве, знаю ли я еврейский жаргон, могу ли я читать и писать на жаргоне, умею ли я переводить с русского на жаргон и т. д. «К чему это все?» — спросила я В. И. «А вы знаете наши разногласия с Бундом?» — спросил он меня. «Знаю». — «А как вы относитесь к их требованию монопольного права в руководстве еврейским пролетариатом?» — «Я не согласна с ними. Не создавать же бундовскую организацию в Петрограде для евреев-рабочих, прекрасно говорящих по-русски. Почему бы им не быть членами Российской с.-д. партии?» — «Правильно. А в других местах России нужно строить бундовские организации?» — спросил В. И. «Это смотря по обстоятельствам», — ответила я. «Ну, то-то. Теперь вам ясно, для чего нужно знать жаргон?» Я поняла Владимира Ильича.

Его всегда было легко понять, он своими наводящими вопросами всегда помогал разобраться в самых сложных делах.

Обстановка, в которой работал тов. Ленин

Я до 1908 года никогда не была на квартире у тов. Ленина, не считая посещений в 1905 году его квартиры в Куоккала (Финляндия). Но там всегда бывало много народу, и туда мы приезжали на час, на два по делу.

Впервые я попала на квартиру тов. Ленина осенью 1908 года в Женеве (Швейцария). Я приехала в сентябре из России. На вокзале встретила меня Надежда Константиновна и повела к себе домой. Меня ввели в маленькую швейцарскую квартирку из двух комнаток и кухни. Одну комнату, побольше, занимали Владимир Ильич и Надежда Константиновна, во второй комнате жила мать Надежды Константиновны. Надежда Константиновна и мать ее хозяйничали, сами стряпали. Обедали все вместе в кухне. Владимир Ильич проводил большую часть дня в библиотеке и в редакции большевистской газеты «Пролетарий». Впоследствии, когда мы — Зиновьев и я — обзавелись квартиркой, тов. Ленин проводил у нас вечера за чтением газет.

В декабре 1908 года переехали мы в Париж. И здесь «Ильичи», как мы их сокращенно называли, поселились в столь же скромной и столь же миниатюрной квартирке на улице Мари-Роз. Владимир Ильич проводил большую часть дня в библиотеке. Дома работал он по вечерам. Отвлекался Владимир Ильич от обычных занятий редко и то только для дела: доклада, собрания или беседы с товарищами о делах. В театр В. И. почти никогда не ходил. Если удавалась свободная минутка, он гулял, главным образом, за городом. В. И. очень любил собирать грибы.

Лето 1911 года провели мы все вместе в деревушке под Парижем, в Лонжюмо, где была устроена большевистская партийная школа. В. И. работал 6 дней в неделю, не давая себе ни минуты отдыха. Но зато один день в неделю, но никогда не в воскресенье, когда, по его словам, проходу не было от гуляющих, отдыхал полностью. Мы тогда садились все четверо: Влад. Ильич, Надежда Константиновна, Зиновьев и я — на велосипеды и уезжали с 6 часов утра до 10–11 вечера за город. Условие, которое В. И. при этом ставил, — ни слова о политике. В первый раз, когда мы поехали, мне казалось странным, о чем же мы будем говорить, если нельзя говорить о политике. Оказалось, что с В. И. можно говорить обо многом, не касаясь политики. В. И. был прекрасным велосипедистом. В дороге он внимательно следил за Над. Конст. и мною и частенько брал нас на буксир за своим велосипедом.

В Краков мы переехали весною 1912 года, когда в Петрограде начала выходить ежедневная большевистская «Правда». Мы вначале поселились в одной квартирке с тов. Лениным. Они и мы занимали по 2 комнаты, и все мы вместе столовались в кухне. Впоследствии мы жили в двух домах рядом. В. И. вставал обыкновенно часов в 9 утра

и занимался до получения почты. Почта приходила в 12 часов. К чтению почты собирались мы все вместе. Здесь обсуждались все дела, связанные с известиями из России, распределялись статьи для очередного номера «Правды» и затем мы обедали (обед неизменно состоял из супа и рубленых котлет и на обед и на ужин) и расходились по комнатам. В. И. отдыхал и занимался, не выходя из своей комнаты, до 9 часов вечера. В 9 часов В. И. самолично собирал для отсылки в Россию статьи. Он всегда бывал готов первым и сам относил почту на вокзал. В. И. просматривал все статьи, отправлявшиеся из Кракова в «Правду». Он никогда не упускал случая похвалить за удачную работу. В. И. успевал, живя в Кракове, на границе России, занятый непосредственно делами России, раза 2–3 в неделю ходить зимою на каток.

Летом, два лета подряд, жили мы под Краковом, в деревне Поронино. Туда выезжали мы в мае и возвращались оттуда в сентябре. И там у Лениных — неизмен-' ных 2 комнатки и кухня в крестьянской избе. И там неутомимая, усидчивая работа в течение семи дней в неделю. Прогулкою служило хождение на почту и к нам — мы жили около почты. Иногда — более продолжительная прогулка в лес, по грибы, очень редко — всего раза два в лето — в горы.

Владимир Ильич был неутомим. Он мог просиживать часы и дни, не отрываясь от работы. В. И. придавал колоссальное значение цифрам и статистике. Помню, как В. И. сам занялся выявлением состава партии на основе копеечных взносов, которые рабочие делали в «железный фонд» «Правды». Цифры оживали в обработке В. И. Они превращались в членов партии, в сочувствующих, в читателей газеты, они группировались в кружки, они представляли собою сознательную часть рабочего класса, его авангард. В. И. доводил каждое дело до конца. Он не разбрасывался, а всегда концентрировал все свои мысли на изучаемом им вопросе. Чего В. И. не выносил — это шума. Когда В. И. работал, кругом царила абсолютная тишина. Мы все знали эту особенность Ильича и всячески оберегали его покой. Это знал и маленький Степа — любимец В. И. И он бывало притихнет, когда знал, что «Володя» пишет. Но зато, когда «Володя» кончал писать, Степа и В. И. давали о себе знать. В доме тогда стоял дым коромыслом.

В Берне, а затем в Цюрихе, где жил тов. Ленин в 1914–1917 годах, после смерти матери Н. К., Ленины жили уже не в двух, а только в одной комнате и без кухни. В этой одной комнате жили и работали они оба в часы, когда бывала закрыта публичная библиотека.

Ленин как человек

Буржуазия в своих писаниях изображает Ленина человеком жестким, черствым, беспощадным. Как мало знали буржуазные писаки тов. Ленина. В. И. был беспощаден, неумолим по отношению к буржуазии и социал-предателям всех стран. Но какою горячею любовью любил В. И. рабочий класс и каждого рабочего в отдельности. Как раскрывался он весь, как шёл навстречу нарастающей партийной молодежи. Он никогда не уставал разъяснять и растолковывать каждому отдельному товарищу все, в чем тому бывало трудно разобраться самому. Стоило только заявить В. И. — я не понимаю, помогите разобраться. И В. И. толковал, разъяснял до тех пор, пока все неясное становилось ясным и понятным.

Молодежь знала, ценила эту черту характера В. И. и порою ею даже злоупотребляла. Сходить к В. И. за вопросом или советом было проще простого. Мне при этом припоминается следующее событие. Товарищи Зиновьев, Владимиров и Ставский отправились из Берна в Женеву знакомиться с Плехановым и Лениным. Они потом все трое описывали эти два свидания: у Плеханова их приняли в гостиной и угостили кофе из чашечек с наперсток величиной. Помню, тов. Ставский мне говорил: и страшно же было мне — рабочему — сидеть на хрупком стульчике и прикасаться к крошечной чашечке. А тов. Плеханов, говорили они, нас все поучал и поучал. А к тов. Ленину пришли мы, нас провели к нему в комнату. Он с нами долго беседовал, а затем пригласил чай пить. Он привел нас в кухню. Там на столе стоял чайник с кипятком, чашки, хлеб, масло. Чай разливала Надежда Константиновна. Между нами завязалась оживленная беседа о положении дел в России, о делах в партии. Не хотелось уходить от Ильича, заявили мне все трое.

В. И. был всегда необычайно внимателен к «бабушке» — матери Н. К. и в особенности к Н. К.; когда Н. К. заболела, Владимир Ильич сам топил печку, помогал бабушке по хозяйству и старался, насколько возможно, избавить Над. Конст. от забот и хлопот по дому.

В. И., куда бы он ни приходил, вносил оживление и радость. Я никогда не видала В. И. унылым, в угнетенном состоянии. В. И. притихал, уходил в себя — тогда мы знали, он разрешал новые, сложные проблемы. Но решение найдено, путь намечен, и снова В. И. кипит и бурлит, и снова все полно звуков вокруг него. В. И. любил подразнить, пошутить над нами, молодежью. Но это всегда делалось таким тоном, что не только не обижались, а вместе с ним со смеху покатывались.